отзывы и рeцензии

Аустерлиц: отзывы и рeцензии

«Люди, зачем вы это фотографируете?!» — первая моя мысль, когда я увидела посетителей исторической и трагической местности, фотографирующиеся рядом с издевательской табличкой на воротах когда-то действующего лагеря. Фильм выстроен по плану наблюдения. Режиссер документального фильма как бы ставит зрителя на свое место, и мы можем наблюдать за всем, что попадает в поле зрения камеры. Лица, походка, настроения — все это не ускользает от нашего внимания. Люди идут, идут не спеша в солнечный день и хоть картина выстроена в черно-белых тонах, но по одежде посетителей можно понять, что день выдался жарким и солнечным, да не в этом суть. Люди посещают то историческое место, пропитанное болью, пропитанное смертью тысяч людей и где она эта сопричастность к горю, скорби по тем, кто принял смерть в этом адском месте? А ведь были еще лагеря… Нет, на лицах посетителей отражено полное безразличие и их посещение комплекса больше похоже на галочку в очередном дневном, выходном распорядке дня и только экскурсоводы в силу своей профессии или, может быть, личностных установок ведут себя в данном месте соответственно, отдавая отчет в том, где они находятся. Они рассказывают о чудовищных событиях в лагерях и пытаются донести информацию об исторических событиях, происходившие в этом самом месте, на котором сейчас люди неспешно бродят по территории, посещая здания, где находились приговоренные. Вообще правильно, как мне кажется, что фильм лишен цвета, так он больше наполнен смысловым и даже символичным содержанием и то, что камера находится вне здания и записывает происходящее через стекло, дверные проемы тоже, на мой взгляд, несет в себе символический подтекст, то есть мы находимся не внутри, а снаружи процесса и имеем, таким образом, некоторую независимость мнения и суждения о происходящем. Больше всего поразили фотографии людей. Зачем? Для чего, задаю я себе же риторические вопросы, ведь все равно глаза — это лучший фотоаппарат и в памяти, если это, конечно же, что-то значит для человека посещение бывшего лагеря, останется впечатление от увиденного и услышанного. По большому счету в данных местах, как мне кажется, должно быть запрещено, делать частные фотографии для личного архива, все же это эмоционально тяжелое пространство, но, конечно же, это просто мое суждение. Данные места должны быть сохранены, чтобы от их посещения человечество извлекало уроки, но о чем можно говорить, если на лицах людей проскакивает безразличие, если есть желание только сфотографироваться. Сцена, когда посетители выходят за пределы комплекса также несет в себе эмоциональный окрас. Вот они выходят, на губах некоторое подобие улыбки, а заключенные и обреченные более семидесяти лет назад тоже вошли и больше не вышли, а потом наступила тишина. P.S. Фильм не для домашнего просмотра, потому что лично мне, на экране монитора было бы смотреть сложно, нежели чем в специализированном месте с большим экраном и готовностью к просмотру, хотя это вопрос восприятия.

Аустерлиц у всякого русского вызывает в голове ассоциации с древом жизни Болконского, полями сражений, военными баталиями и многим чем другим помпезным и пафосным. Лозница схватил зрителя за нос и хорошенечко его поводил еще до начала фильма, потому что мало кто перед походом в кино, если, конечно, решится вообще пойти на документалку, предварительно осведомится об истории названия. На самом деле, Аустерлиц — это герой одноименного романа Винфрида Зебальда, который на протяжении всей книги созерцает происходящее и в поисках своих корней постепенно обретает и самого себя. Но в фильме от этого героя, как и от самого романа нет ровным счетом ничего, кроме того, что зритель весь фильм только и делает, что наблюдает за снятыми документально ничего не подозревающими людьми, которые бродят по территории бывшего концентрационного лагеря, где было убито около 40 тысяч человек. Сами люди и их мытарства по ставшему теперь музеем лагерю смерти создают невнятный сюжет, который, на самом деле здесь и не нужен. Поначалу кажется, что если камера так и будет показывать однообразное движение по минимальной траектории, то зритель, конечно, полтора часа не выдержит. Снятая в начале фильма серая масса людей, к концу постепенно разбивающаяся на крупные планы странным образом постепенно втягивает зрителя в довольно скучное повествование, на заднем фоне звучат рассказы гидов об ужасах, творимых на этом самом месте, зритель вглядывается в не меняющиеся, ничего не выражающие лица изможденных жарой туристов и бесполезно надеется на то, что им все-таки не придет в голову сделать фотографию в пошлой позе на фоне столбов, где вешали заключенных: но человек слаб, а порой даже отвратителен. Лозница, как всегда, добивается своего. Узнаваемость темы и простота откровения вызывают чувства неловкости и стыда. А сам-то что? Вжимаешься в кресло и надеешься, что никто не следил за твоим ничего, кроме безразличия, не выражающим лицом. 8 из 10

Туристы в концлагере Фильм представляет собой смонтированные документальные чёрно-белые съёмки толп туристов в музейных комплексах, оборудованных в бывших немецких концлагерях (Заксенхаузен, Освенцим и др.), снято в формате веб-камерной съёмки на средних планах — камера закреплена где-то на высоте груди и замаскирована, люди на неё внимания не обращают, кадры длинные, в среднем минут по 5—7-8. Жаркие летние дни, люди одеты в туристическую «униформу» — кроссовки, шорты, футболки, бейсболки, за спиной — рюкзачки, в руках планшеты, фотики, смартфоны, планы музейной территории, мелькает надпись на обложке — 1936—1945. Организованные группы, парочки и компании, многие слушают аудиогиды, другие — онлайн-экскурсоводов, звучит немецкая речь, испанская, английская, французская, итальянская. Туристы рассматривают, много фотографируют, идут, идут и идут, стоят в очередях. Музейные артефакты и объекты в кадр поти не попадают, в основном косвенно мы их видим — вот туристы ходят по тюремному коридору и заглядывают в камеры, что они там видят, зритель не узнает, вот они на тюремном дворе, или около газовых камер, вот возле открытых огромных печей крематория. Есть сценки, в которых поведение посетителей можно счесть некорректным, неуважительным или ёрническим: вот парочка, а потом и компания, делают селфи перед надписью на лагерных воротах «ARBEIT MACHT FREI», вот мужчина, подняв руки, фотографируется у расстрельного столба, вот девушка позирует на фоне раскрытой печи, где сжигали тела, вот позирующий турист облокачивается на разделочный стол в морге. Но таких эпизодов немного, не более десятка. В основном в кадре самые обычные люди, десятки, сотни, тысячи людей. Они рассматривают, разглядывают, наблюдают, фотографируют и фотографируют. Ничего другого на экране ничего не происходит. Подглядывающие Во время и после просмотра возникают два вопроса: 1) Зачем люди ходят на экскурсии в концлагеря? 2) Зачем Лозница это снимает? Каков месседж этого фильма, о чём он? При соединении этих двух вопросов, и ответов на них, становится понятно, что режиссёр фильма = его героям, туристам, которые приходят в бывшие лагеря смерти подглядеть — КАК и ГДЕ ЭТО было, а режиссёр подглядывает за подглядывающими. Подглядывание — это увлекательное занятие. Туристы, режиссёр, а вместе с ним и зритель удовлетворяют свою страсть своего рода асексуального вуайеризма. Название фильма Оно зашифрованное. В Аустерлице концлагеря не было. Это — имя главного героя одноимённого романа В. Зебальда, я его не читал и не планирую к прочтению, поскольку он, как и недавно промелькнувшая в золотомасочной программе пьеса Майенбурга «Камень» адресованы германской аудитории. Название фильма я расшифровал при помощи гуглояндекса. 5 из 10

Утром внепланового, но официального выходного в кинотеатре было малолюдно. До последнего казалось, что сеанс вовсе отменят. Однако «Аустерлиц» — фильм режиссера Сергея Лозницы, посвященный теме нацистских лагерей смерти, превратившихся в туристические «мекки» — показали и для единственного человека в зале. «Аустерлиц» — как принято говорить — произведение не для массового зрителя. Хотя бы даже потому что это не столько кино, сколько картина. Фильм состоит из нескольких десятков черно-белых «зарисовок», связанных между собой не сюжетом, а общей темой и маршрутом — от ворот лагеря смерти через его «внутренности» и обратно. На протяжении этого пути камера неподвижно и беспристрастно следит за пестрой толпой туристов. Многие из них улыбаются, жуют арахис, делают селфи на местах казней и загорают на газонах. Иногда в этом броуновском движении можно ухватить микросюжеты. Лишь изредка в атмосферу музейной идиллии вклиниваются откровенно жуткие по содержания обрывки рассказов экскурсоводов. Всё это снято будто на пленку — в мягких тонах и с легкой зернистостью. Музыки здесь, разумеется, нет, однако окружающий камеру шум то и дело сливается в давящий «эмбиент». Но визуальный стиль — далеко не единственное достоинство ленты. Несмотря на то, что у автора — если судить по интервью и пресс-релизу фильма — взгляд на проблему народной памяти достаточно четкий и однозначный, то его произведение не просто не навязывает эту точку зрения зрителю, но даже не пытается вступить с ним в диалог и вызвать какие-то конкретные эмоции. На протяжении полутора часов зритель сам должен сформулировать основную идею фильма и свое отношение к ней. Причем точки зрения людей разных возрастов и взглядов явно будут различаться. Проще всего, конечно, будет обвинить потомков в том, что они не умеют хранить память и вообще настолько помешались на развлечениях, что потеряли грань между серьезными темами, бытом и «бесконечными выходными». Но почему тогда эти жуткие и неуютные музеи привлекают к себе такое число посетителей со всего мира? Да, концлагеря превратились в места отдыха, но и народная тропа к ним не собирается зарастать — а значит и память будет жить. Более того, мы привыкли к тому, что любые раны затягиваются, шрамы превращаются в поводы для баек, а даже самые страшные трагедии рано или поздно становятся поводом для праздников. Особенно если эти трагедии связаны с войной. В какой-то степени это даже рядовое явление: человек не может жить с постоянной скорбью или в постоянном страхе — рано или поздно слабеют любые чувства. Лет 10 назад знакомые из Германии рассказывали мне, что Гитлер для них стал героем анекдотов вроде нашего Штирлица. Таким образом люди пытаются, в том числе, избавиться от коллективного чувства исторической вины. Кроме того, для чтобы проникнуться столь сложными темами необходим экзистенциальный опыт. Но как не может почувствовать глубокую скорбь от гибели в прошлом тысяч и миллионов людей ребенок, ни разу в жизни не сталкивавшийся со смертью, так и современникам сложно представить ужасы концлагерей. И, возможно, это к лучшему. Хотя есть, конечно, что-то жуткое в том, что даже на выходе из лагеря смерти, увидев его изнутри, люди не меняются в лицах и продолжают как ни в чем не бывало развлекаться. В целом, «Аустерлиц» — фильм слишком личный, чтобы его однозначно оценить или кому-то посоветовать. Он подобен конструктору, который зрителю предстоит собрать самостоятельно и без инструкций. Для кого-то это будет полтора часа утомительных наблюдений за задницами туристок, для кого-то — безжалостным приговором молодому поколению, для кого-то — поводом лишний раз заглянуть вглубь себя и задать себе неудобные вопросы, а для кого-то — просто набором красивых (а местами и вовсе потрясающих — смотрите трейлер) «оживших фотографий», или еще одной виртуальной прогулкой. И, на мой взгляд, именно в этом заключается главная ценность фильма: он — зеркало для каждого зрителя в оправе выдающегося видеоряда. А захочется Вам лишний раз смотреться в зеркало — не моё дело.

Первые же кадры вернули меня во время туристической поездки в Дахау. Это было примерно за 2 года до появления селфи-палок и, кажется, еще до массовой Инстаграмм-истерии. Я не видела никого, кому бы пришло в голову сфотографироваться на фоне печи у столба для повешения. Тем неожиданнее было увидеть лагерь именно с такой стороны. Мы смотрим на посетителей глазами музеев. Видим их реакцию по выражениям лиц, видим, что им интересно, как они относятся друг к другу. У кого-то на лице равнодушие и праздность, у кого-то — скорбь и задумчивость. Каждый кадр существует без главного героя в долгосрочной перспективе, но режиссер позволяет отдельным людям по очереди притягивать наше внимание. Кажется, что ничего не происходит, лишь сменяют друг друга музейные зарисовки, но в фильме есть и повествование, и мораль, и главная мысль. В мире, где на нас почти ежеминутно обрушиваются потоки текстовой информации, 94 минуты почти полного ее отсутствия для кого-то могут оказаться пыткой, но именно в этом необычном формате режиссер смог точно и полно выразить свои идеи. Один из поднимаемых вопросов: есть ли смысл в существовании таких музеев? Гиды сыплют уже давно привычными, заученными фактами. Многие люди остаются равнодушными. Дахау, который должен ужасать своими масштабами и строгой геометрией, буквально кишит людьми. В финале фильма из ворот лагеря выходят школьники в одинаковых футболках с надписью «Travel for peace». Они разговаривают, смеются, словно уже оставили всё услышанное и увиденное внутри. И это пронзительные вопросы автора фильма: «Что с нами стало? Как мы могли забыть? Что для нас вообще имеет значение?» 9 из 10