Все слова и мысли - ниже пояса. С первых кадров фильма 'какашки, месячные, члены, вагины...' на фоне повальной смертности всех персонажей, за исключением двух главных героев. '...Я теперь знаю, как надо ставить пьесу!'- резюмирует главный герой в конце фильма. Сгусток мерзости от создателя гениального «Быть Джоном Малковичем». 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' с таким же успехом мог быть назван 'Москва, Москва', 'Токио, Токио' и прочими мегаполисами, способствующими сведению человека с ума. Возникает вопрос почему для такой темы, как одиночество, выбраны такие инструменты раскрытия (темы), как то: какашки (зеляные, жёлтые, серые- это лишь то, что запомнилось), все возможные половые органы, виды секса, слюни во время еды, множество медицинских диагнозов, морги, кладбища, смерти, самоубийста и прочее дерьмо? Не являясь поклонницей 'Американских пирогов', хочу провести параллель с 'Нью-Йорк, Нью-Йорк'. Это hard версия, с, типа, смысловой нагрузкой.
Если жаждете море позитива от этого фильма, как от комедии, это кино не для вас. Мы не сможем создать жизнь такую, какую нам хочется в точности, даже в уменьшенной версии. С самого начала режиссёр пытается привнести долю комичности в фильм и, казалось бы, счастливую жизнь героя. На протяжении всей картины мы наблюдаем его постепенное угасание, плавное превращение в одинокого человека, потерю самого себя. Герой и его действия близки по сути большинству людей. Они кажутся обычными. Но не так в жизни Кейдена все очевидно. Линия спектакля главного героя помогает увидеть его изнутри. Она как кусочек торта, который, если отрезать и взять, то будет видна начинка всего торта целиком. Так постановщик грандиозного представления раскрывает самого себя. Но он не ведет двойную жизнь как это обычно бывает в подобных фильмах.(В реальности бывает все ужасно, а в вымышленном мире все отлично. Вспомнился фильм 'Ванильное небо' о параллельных жизнях.) В фильме Кауфмана привлекает то, что наоборот герой старается максимально приблизить спектакль к своей жизни...и в конце-концов сливается с ним в единое целое. Филип Сеймур Хоффман убедительно сыграл, дважды вжился в роль. 8 из 10
В век высоких технологий и больших скоростей, где все на бегу, у людей не остается времени и сил на эмоции. Сейчас чувства приходят четко по графику и только строго запланированные: я, например, не плачу на похоронах, но от прекрасной музыки или картины на глаза наворачиваются слезы. Живопись, книги, музыка, кино... О, кино! Все это позволяет нам насладится нашими эмоциями. А этот фильм - чистой воды эмоция. На просмотр любого творения Кауфмана надо сначала решиться, а уж пересмотреть одно из них - точно подвиг. К таким сильным переживаниям не всегда бываешь готов. Но если в остальных его фильмах прослеживается более четкий сюжет, то здесь сами чувства - это сюжет. Автор дает нам пищу для ума, но тут же, очередным иррациональным действием говорит: не стоит сосредотачиваться на поисках ответа, просто смотрите и чувствуйте то, что чувствуют герои на экране. Не останавливаюсь на более подробном разборе, все это есть в других рецензиях. Моя получилась довольно личной, но таков и фильм - очень личное болезненное переживание и, когда решитесь на это, посмотрите обязательно. P. S. Кстати, название великолепное! Не то куцое-официальное, что придумали наши прокатчики, а авторское. Когда герой все мучился поисками названия для своей пьесы так и хотелось вмешаться: 'Да вот же оно: 'Синекдоха, Нью-Йорк'.
Для меня этот фильм оказался самым сложным и непонятным из всех когда-либо увиденных мною. Не могу не отметить того факта, что до конца я так и не смог разобраться в смысле всего происходящего на экране. Долго думая и анализирую я пришёл к выводу, что главный герой потерял рассудок. Во-первых мне показалось, что человек на раннем этапе своего помешательства осознаёт свою 'особенность'. Но он не пытается спастись, а наоборот идём вразрез устоявшимся законам здравого смысла. Так как герой Хоффмана представитель творческой профессии, для него является делом чести доказать свою эксцентричность, выдавая проблемы разума за гениальность. Кроме этого, многие жизненные ситуации происходящие с Кейденом подозрительно желанны для главного героя или вполне ожидаемы. Я имею ввиду случайная встреча со своей возлюбленной в Нью-Йорке, а также полёт на одном самолёте с личным психоаналитиком. Не говоря уже о предложении заняться сексом одной из героин и смерть очень близкого человека. Все эти странные события как будто бы находятся в подсознании нашего героя являясь его тайными желаниями. Но вся его жизненная философия постепенно разрушает сама себя, так как она не может дать ответы на все вопросы. Это чётко видно по тому, как в его постановке начинают прибывать всё новые актёры на одни и те же роли. Новые герои в постановке Кейдена слишком 'перегибают палку' и не могут воплотить замысел режиссёра в жизнь, тем самым добавляя ещё больше вопросов. Картина оказалась очень сложная и будет интересна узкому кругу кинокритиков. Для широкого зрителя этот фильм будет не интересен.
Абсурдность бытия, одиночество, пестрота красок это конечно все мило, если, только ты не дитя своего далекого от подобных вещей, народа. Именно тогда, создавая свой главненький фильм-откровение с таким направлением, ты начинаешь придумывать огромное количество несвязных и диссонирующих приемов сюрреализма, шуток-абсурдизма, интеллектуализма, социальной иронии и прочее прочее, большинство из которого в лучшем случае не глубоко, в худшем элементарно глупо, приправляешь неплохими, но затертыми одними и теми же ролями(и этот случай естественно не исключение) актерами и в итоге пытаешься связать все это недоразумение своей кропотливой, но уже бесполезной режиссурой. И вот получается что-то вроде фильма Нью-Йорк, Нью-Йорк Чарли Кауфмана, которое, конечно, сможет кого то удивить или даже вдохновить. Жаль что этот кто то не я.
Это кино противопоказано всем жизнерадостным людям. Зато очень подойдет тем, у кого жизнь -дерьмо. или тем, кто считает, что его жизнь-дерьмо. Или творческим людям, у которых эти два качества обычно совпадают. Фильм классно поставлен, приправлен щепоткой абсурда и подан в довольно мрачном виде. Но это скрашивается 2 аспектами: 1) черным юмором 2) правдой в принципе это можно назвать арт-хаусом. В хорошем смысле этого слова. В плохом смысле – это хрень, куда засунули другую хрень с претензией на Мысль, и все это для того, чтобы выпендриться. Получается такая мастурбация мозга. Но это кино смотреть стоит. Даже обязательно. Рецензия взята с моего блога.
Пересмотрел фильм 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' Чарли Кауфмана (сценарист фильма 'Быть Джоном Малковичем'). Он определенно станет классикой. Фильм со внешне сложной архитектурой и огромных количеством сюжетных линий и отсылок. Это, пожалуй, будет моим любимым фильмом в авторском кино. Блестящий дебют Кауфмана как режиссера. По сути же фильм простой и честный до боли... 'О люби, о смрети, о Городе, обо всем..'... Такое ощущение, что у Чарли был только один шанс рассказать... о себе. Очень тонкий фильм. Оставайтесь верны себе. 10 из 10
Вчера смотрела Нью-Йорк, Нью-Йорк Чарли Кауфмана. Я считаю, давать оценку фильму, особенно этому, бесполезная трата времени своего и тех, для кого она предназначена. Этот фильм надо смотреть... Хотя бы один раз... Хотя бы для того, чтоб составить собственное представление. Я часто думаю, для чего нужны критики? Наверное для ленивых людей, или людей не уверенных в собственном интеллекте, по оценкам критиков 'ленивцы' составляют собственное мнение. Смотреть или Не смотреть. Конечно, фильм надо посмотреть, только не искать в этом многослойном полотне потаенные смыслы. Режиссеры любят читать заметки критиков и комментарии к своим фильмам - часто они только из СМИ узнают о мыслях и темах, которые они 'раскрывают'. Смотреть кино надо как на картину или инсталляцию. Не придет же в голову рассматривая Very Hungry God Гупта считать, сколько кухонной утвари пошло на сооружение и почему применены новенькие кастрюльки, а не старые и закопченные с отбитой эмалью. В общем, фильм надо просто посмотреть, смотреть обязательно, терпеть, но досмотреть.
Это самый странный фильм, который я когда-либо видела. Его можно анализировать бесконечно, и каждый раз находить что-то новое... Фильм про ноющее, сквозящее одиночество. Про то, как мы теряем себя, все глубже погружаясь только в собственный мир, не видя ничего вокруг. Он пытался разложить свою жизнь на миллионы клочков бумаги. 'Те, которые одиноки, всегда и будут одинокими...' Это самый сильный фильм, который я видела в последнее время. Безусловно, Чарли Кауфман самый странный человек в искусстве кино, его представления о любви, жизни, пространстве не схожи, пожалуй, вообще ни с кем. По началу кажется, что все чертовски запутанно, но потом понимаешь, что все совсем просто. Есть только человек со своим одиночеством. А вокруг пустота... Невероятный фильм, у меня нет слов... '...Большую часть времени мы проводим мертвыми или еще нерожденными. А когда живем, годами можем ждать телефонного звонка или письма или чего-то взгляда, который бы все поправил'.
Сценарист Чарли Кауфман после триумфа его 'Вечного сияния чистого разума' решил сесть в режиссерское кресло и снять фильм самостоятельно. Получился 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' 2008 г. В год своего выхода фильм был холодно принят киносообществом и провалился в кинотеатральном прокате. Чарли Кауфмана обвиняли в претенциозности и самовлюбленности. Но с течением времени 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' все чаще появляется в списках величайших кинолент 21-го века. К тому же в фильме речь идет о метавселенных, которые лишь спустя десятилетие киноиндустрия провозгласила новым этапом в развитии киноповествований. Главный герой тут - театральный режиссер в исполнении блистательного Филипа Сеймура Хоффмана. Мужчина выигрывает самую авторитетную театральную награду и получает грант МакАртура. А это значит, что ему не нужно беспокоиться о материальной стороне творческого процесса и он получил шанс создать что-то правдивое, ценное и масштабное. Герой решает создать копию Нью-Йорка и отразить в постановке свою собственную реальную жизнь. Сцена с течением времени все больше разрастается. А герой, который играет нашего режиссера обзаводится доппельгангером, который играет актера, играющего режиссера. И так дублируются все остальные персонажи. Короче, 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' лучше посмотреть, чем пытаться понять по описанию. Как и во всех других произведениях Чарли Кауффмана, тут многое построено на его собственных страхах и попытках разобраться с собственными бессознательными и противоречивыми личностными характеристиками. Что есть реальность? Что есть творчество? Что есть жизнь? Что есть смерть? Что есть правда? А что есть ложь? Это слишком глобальные вопросы, чтобы задавая их получился стройный сценарий и увлекательный для массового зрителя фильм. 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' на самом деле выглядит сырым проектом. Пожалуй, это отличный пример фильма, доказывающего что режиссерская свобода творчества нуждается в ограничивающем влиянии продюсеров. Тут продюсеры слишком ослабили вожжи - если сравнивать данную ленту с более ранними проектами Чарли Кауфмана, это ощущается однозначно. Но несмотря на свою сырость, 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' - это уникальный фильм, однозначно достойный внимания. Эдакое рассуждение на тему 'Матрицы', 'Начала' и 'Шоу Трумана', но упакованное в психологический невротизм Вуди Аллена и иллюзорность реальности Дэвида Линча. Интригующее сочетание...
Для начала скажу, что фильм замечательный. Для одних он окажется удивительным и поглощающим зрителя фильмом, для других он покажется арт-хаусной мастурбацией мозга. В этот раз мне фильм очень понравился, хотя часто такого рода вещи, где странная фигня вставляется в фильм только потому, что это странная фигня, я не воспринимаю. Сюжет объяснять бессмысленно, но постараюсь это примерно сделать. Главный герой (Филипп Сеймур Хоффман) театральный в меру успешный режиссер. Он узнает о странной, но, похоже, неизлечимой болезни, от него уходит жена с ребенком, и у него начинается депрессия (хотя похоже у него она и не заканчивалась). В это время он получает большой грант на постановку своего следующего спектакля. Он задумывает эпохальную постановку всей своей жизни, где в огромном ангаре разные непрофессиональные актеры в течении 17 лет будут играть всех людей из его жизни. Это, конечно, уже можно воспринимать как фантазии главного героя, но грань между реальностью и фантазией в этом фильме, как обычно, сильно стерта. Самая шиза начинается после того, как режиссер понимает, что теперь надо не только вставлять в пьесу актера, который его играет, но и актера, который будет играть актера, который его играет ... в общем, как говорят по-английски headfuck или полная шиза. Фильм снял известный сценарист Чарли Кауффман. Это его дебютный фильм. Раньше он написал сценарии к фильмам Бть Джоном Малковичем, Адаптация и Вечное сияние чистого разума. Так что если вы поклонник этих фильмов, но и Нью Йорк придется в тему. Вообще, он, конечно, очень похож на все ранние творения Кауффмана, но на этот раз фильм даже сильнее. Здесь хватает юмора и сюрреалистических моментов. Чего стоит хотя бы постоянно горящий дом, где живет секретарша главного героя. Кроме этого в фильме много переживаний главного героя, его попытки оправдать свое существования, путем написания гениальной пьесы. В итоге он только наоборот все больше входит в себя, занимается самокопанием и самобичеванием, только теперь прилюдно. Вообще многие интеллектуалы слишком часто рефлексируют по любому поводу, да я сам лично страдаю от этого, но тут нам показывают на ярком примере куда это может завести. Фильм полон ярких и не очень режиссерских и сценарных находок. Не буду их раскрывать, лучше чтобы они стали для вас неожиданностью, но они стоят того! Актеры как всегда играют великолепно. Хоффман хорош, хотя уже ставшая типичной для него роль постоянно рефлексирующего интеллектуала немного приелась. Типа Ларри Дэвида или Вуди Аллена, но его персонаж по фильму тупее. Мне вообще показалось, что для серьезного театрального режиссера персонаж Хоффмана чересчур косноязычный и туповатый. Слишком часто на вопросы отвечает I don't know, потрясывая своим пухлым и одутловатым лицом, не обрамленным интеллектом. Хотя может это как раз придает его персонажу новые краски. В фильме его окружают замечательные актрисы Кэтлин Кинер, Мишель Уильямс, Саманта Мортон, Хоуп Дэвис, Эмили Уолтсон (голая) и Дженифер Джейсон Ли. Все замечательные актрисы, которые играют в важных фильмах, и не боятся показать себя в неприглядном виде. В общем, фильм смотреть обязательно! Это кино не для всех, но с другой стороны не настолько уж замороченное, что невозможно смотреть. Сильное и умное кино про смерть, разочарование в жизни и много еще другое. Уверен, что каждый найдет в нем, что-то для себя. За некую чрезмерность авторского полета мысли снял 1 балл. 9 из 10
Когда сценарные заслуги Чарли Кауфмана перед кинематографическим миром получили признание в виде Оскара за 'Вечное сияние чистого разума', стало совершенно очевидно, что пришло время двигаться куда-то ещё. Разумеется, куда-то ещё - значило, в самостоятельную режиссуру, ведь кто еще сумеет раскрыть весь потенциал сценария, как не сам умелый сценарист. Так и появился 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' - первый и последний на данный момент режиссерский опыт стареющего Кауфмана. Фильм есть рассказ о неудовлетворенном своей жизнью успешном постановщике, задумавшем, однако, поставить что-то действительно настоящее и великое. Настоящее и великое потому, что правдивое. 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' - это что-то из разряда космического. Примерно оттуда же, откуда творчество Тома Йорка. Тут чем быстрее попытаться перестать понимать каждую деталь, откреститься от осмысления всего и вся здесь и сейчас, тем лучше, тем больше удастся схватить. А схватывать есть что, ведь теперь Вселенную, существующую в голове у Чарли Кауфмана, некому засунуть в маленький пластмассовый калейдоскопчик, взяв для этого необходимый минимум. Здесь на поверхность вырвалось всё невысказанное, недосказанное, всё, что умалчивалось Кауфманом до сего момента. Главный мотив картины рассмотреть легко - одиночество, но при этом сказать, что фильм исключительно о нём одном - да ни в коем случае. Навряд ли вообще возможно утверждать, что 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' - это о чём-то конкретном и единственном. О любви? Ну, конечно, это картина о любви. О творце, о феномене озарения? Безусловно, именно о них. О смерти? Да, о чём же ещё! О гуманизме, человеколюбии? Естественно. Но разве ж это всё?! Кауфман поднял огромное множество тем, безвозмездно отдал зрителю невероятное количество мыслей и эмоций разной степени огранённости. Если в чём его и можно обвинить, так разве что, пожалуй, в том, что режиссёру хотелось сказать очень много. И привело это к тому, что бесконечный и, во многом, хаотичный поток мыслей, символов, знаков, намёков просто ставит зрителя перед фактом своего существования, и кто-то в данной ситуации, вне сомнения, заключит: фильм перенасыщен и перенасыщен с ухудшением качества. Однако в данном случае обвинять в этом 'Нью-Йорк, Нью-Йорк', в общем-то, то же самое, что обвинять в низкокачественной перенасыщенности звёздами ясное ночное небо над городом. Да, здесь и правда много звёзд, ты их не сможешь посчитать, они не составляют упорядоченную систему. Но это же звёзды, черт тебя побери. Просто насладись этим зрелищем во всем его великолепии. Наверное, самое лучшее, что есть у этой картины - полная и абсолютная непостижимость. И если отойти от конкретных идей и мыслей, и посмотреть на 'Нью-Йорк, Нью-Йорк' в общем, то получится совершенно удивительная вещь. В самом начале это фильм кристально простой и понятный, дальше все более и более мутный, сомнительный в своем развитии. В его течение человек пытается выстроить, придумать, захотеть отдельный мир, где будет исключительно жесткая и бескомпромиссная правда, где больше ничего не нужно; разумеется, его попытки малоуспешны. Время бежит так, что не успеешь даже оглянуться, а уже стал стариком. Какие-то ситуации, поступки, вещи здесь абсолютно понятны, какие-то - понятны гораздо меньше, а некоторые кажутся абсолютно бессмысленными. Любовь и разлука, комедия и трагедия, простейшая очевидность и непредсказуемая алогичность. Чарли Кауфман попал в яблочко. 'Synecdoche, New York', именно так фильм зовётся в оригинале - самая настоящая синекдоха окружающего нас мира, всей жизни со всеми изъянами, трещинками, совершенством и несовершенством, со всем тем, что входит в её структуру и так или иначе проявляется. Собственно, именно об этом и есть этот скромный, неприметный с виду двухчасовой фильм. Но разве ж это всё?...
Вот ведь... Все-таки села писать о «Нью-Йорке» Кауфмана, зная, что все равно ничего не получится. Разве что несколько путаных наблюдений, страхов, не к месту сказанных слов. Километры увиденного и непонятого. Дневниковый сумбур. В общем-то, и фильм о том, что в жизни никогда и ничего не получится. Тем более, как хочется. В том числе жить. Но рассказано об этом не тоном депрессивной прохладцы, а мудрой и почему-то согревающей тоски. Как будто Кауфман придумал и снял все это «после жизни и смерти// умудренный вдвойне», опробовавший экзистенцию и по ту, и по эту сторону в самом концентрированном виде. Я раньше не задумывалась, что человечья тоска может быть органичной (как дыхание), уверенной (как позиция), взвешенной (как жизненный выбор), действенной (как поступок), стимулирующей думать, идти, жить. Что она может быть целью творчества, общения, любви. И их условием. Ну, то есть я читала о тоске у Бердяева, Хайдеггера… Удивлялась тому, как спокойно Бродский отождествляет скуку, тоску и время… И знала, да, что тоска – одна из самых сильных тем литературы (и искусства вообще). Одна из главных точек отсчета (и возврата) философии. А этот фильм задал мне вопрос неожиданный. Возможна ли полноценная жизнь без тоски? Религиозный человек тоскует по вечности, романтик – по второй половинке, поэт - по красоте, философ – по идеалу, мистик – по неизвестному… Тоска, в отличие от скуки (которая есть скорее зуд, а не боль), одухотворяет. И даже тянет (а кого-то приводит) к высшему. Чарли Кауфман, безусловно, певец тоски, т.е. высокой, творческой, травмо-целительной ее сути. Тоска – не оформившееся в план, мысль или слово, трудноуловимое, но неотступное желание чего-то... Большего? Другого? Иного? Тяга. Зов. Ожидание. Лучший выход, который «всегда насквозь». Выход из ненастоящего. Вера/доверие боли (причем не только своей). Что-то знакомое каждому, что-то всеобщее. Настоящие страдание, боль, тоску, одиночество (по Кауфману, видимо, самые правдивые эмоции в нашей жизни) мы все способны испытать лишь осознав бессмысленность, тщетность, бренность всего окружающего. Так что, выходит, бессмыслица и есть настоящее. В Кауфмане бьется хармсово сердце, не иначе! Мужественный абсурд – вот что гонит кровь его фильма по всем этим сложносочиненным декорациям города-синекдохи, города бездомных, бездольных, одиноких... Города этого, если вдуматься, нет. Он прием литератора-режиссера. Часть от целого. Целое от части. Он эфемерен, как заблуждение каждого считающего себя создателем (хозяином, режиссером) мира. И стоек и вечен, как пустота. И замкнут и безвыходен, как нарисованный на кирпичной стене круг циферблата, чьи стрелки никогда не дотянутся до восьми, но будут вечно стремиться к восьмерке бесконечности. Главное удивление от фильма: чем больше погружается герой (режиссер нескончаемого спектакля Котар (Филипп Сеймур Хоффман)) в суету, эфемерность, ненастоящее, чем болезненнее его замысел (выдумка) срастается с его жизнью, тем больше чувство, что все это не обман, а без каких-либо оговорок правда жизни. «Что хорошо в скуке, тоске и чувстве бессмысленности вашего собственного или всех остальных существований - что это не обман» (И. Бродский). Думаю, Кауфман бы подписался. Как и под тем, что вся жизнь – это лишь подготовка к спектаклю, а смерть настигает именно тогда, когда приходит наконец идея, как же его надо на самом деле назвать, поставить, сыграть. Прожить... «Ваша сцена окончена. Прошу вас, покиньте сцену». В саркастической улыбке Кауфмана нет самомнения и мании величия. Напротив, чувство малости, тщетности, неумения жить, непонимания окружающего; оно честнее самолюбования (и, если следовать его логике, честнее ОПТИМИЗМА веры и надежды). …Искусственный дождь льет над искусственной (сценической) могилой. Играющий роль священника произносит речь над ее пока разомкнутыми объятьями. Она звучит – и наступает предельная ясность (со словами это бывает редко, тем более с переведенными). И уже не тяготят жуткие хитросплетения судеб, путаница событий и имен, застоев и перемен, дат, миров, как минимум двоящихся (экзистенция и жизнь, реальность и литература, слепок и оригинал, симулякр и настоящее, тюрьма и свобода, бред и явь, смех или слезы...). Она звучит: «Вы видите десятую часть правды… Миллионы ниточек тянутся от каждого вашего решения. Каждый раз, делая выбор, вы можете разрушить вашу жизнь… Мир живет миллиарды лет, большую часть времени вы мертвы или еще не родились. У вас есть одна попытка. Судьбу вы творите сами… Родившись, живете в тщетном ожидании, годами ждете звонка, письма, взгляда, который должен что-то исправить… Но не дождетесь, или дождетесь, но не того… Вы тратите время на пустые сомнения и пустейшие надежды. На то, что произойдет что-то хорошее, что вы обретете связь с миром, станете хорошим человеком, что будете кем-то любимы… А правда в том, что я так зол, что мне охренительно грустно, что мне так хреново… И я так долго притворялся, что все хорошо, держал себя в форме…чтобы… сам не знаю почему, может потому, что никто не хочет слышать о моих бедах. Всем хватает своих. Что ж… Идите все на… Аминь» Да! Кауфман прежде всего литератор. Он превозносит слова. Он не может обойтись без них даже там, где все должно сказать молчание. Он не умеет ставить точки безмолвием. Он даже время отмеряет словами. Ему надо сказать все-все-все. В том числе «умри!» в финале, даже смерть сделав словесной, читаемой. «Восхитительное, загадочное будущее, которое было перед тобой, прожито, понято, не оправдало надежд. Ты понимаешь, что в тебе нет ничего особенного, ты боролся за существование, а теперь украдкой ускользаешь из него. Через это проходят все, все до единого. Различия почти ничего не значат. Все вокруг одинаковы - ты, Адель, и Хейзер, и Клэр, и Олив, и Элен, все ее ничтожные печали – твои, ее одиночество, тонкие седые волосы, шершавые красные руки… все твое! Пришла пора понять это… Люди, любившие тебя, перестают тебя любить, умирают, движутся далее, ты теряешь их, теряешь свою красоту, молодость… Мир забывает тебя. Ты осознаешь свою бренность, теряешь все свои отличительные черты. Понимаешь, что никто не следит за тобой, и никогда не следил. Ты думаешь только о том, чтобы ехать ниоткуда и никуда, просто ехать… вот ты здесь (7:43), а теперь ты здесь (7:44)… А теперь ты нигде!» Вот такое вот окно в бесконечность… Но больше всего поражает в Кауфмане (и его герое Кейдене Котаре – бесспорном alter ego) - любовь без веры и надежды, еще одна синекдоха, отрезанная от целого, кровоточащая, но все же живая...
«Тусклая луна освещает тусклый мир» Вот уж действительно фильм-настроение, очень депрессивное кино, вдобавок откровенно злое. Если в предыдущих своих работах Кауфман немного подтрунивал над своими героями, тот здесь же неприкрыто издевается над беднягой, да так, что Вармердамский «Официант» может спокойно спать. В принципе, ничего нового. Как и в других сценариях автора, главный герой – жалкий маленький человечишка, не желающий (или по какой-то причине не могущий) понять своего счастья, все глубже зарываясь к собственным тараканам. Кстати о тараканах, вот уж где излюбленная тема Чарли и Дональда. Собственно говоря, сабж всегда занимался только тем, что вымещал своих тараканов на бумаге (которая, как известно, стерпит все и всяк), брал учебник по драматургии за авторством Роберта МакКи и оформлял все это мракобесие в пристойный вид (благо, усердное обучение и опыт работы на телевидении позволяют), тем самым вызывая восторг и недоумение одновременно. Но вот в чем обычно заключалась вся загвоздка: запихнув в фильм все что можно (да и чуток свыше), в том числе и множество интересных мыслей, автор не всегда заботился об их развитии, если и вообще понимал их целиком. Народу, по большому счету откровенно по барабану, все равно есть над чем поразмыслить, а критика и без того маленько сходила с ума от такого количества достойных внимания идей. И что удивительно, для своего режиссерского дебюта он подобрал довольно простую историю, с минимумом фантастических элементов, выразительных средств, да и вообще стало заметно меньше выползающих из головы главного героя тараканов, по крайней мере, на первый взгляд. Персонаж Филипа Сеймура Хоффмана здесь самый что ни на есть настоящий нытик, собственноручно испоганивший свою жизнь, но которому, при этом по-настоящему сочувствуешь (во многом благодаря проникновенной игре Хоффмана). При некоторой карикатурности самого характера он уже не кажется марионеткой как герой из «Вечного сияния» и тем более «Быть Джоном Малковичем» (как бы они по-своему не были симпатичны, но характеры действительно деревянные), здесь он – живой человек, одинокий, несчастный и при этом желающий остаться таким на всю жизнь. Люди, по мнению Кауфмана, такие странные существа, что никогда не успокоятся в поиске и создании своих несчастий, желая остаться такими, сами не осознавая этого (а если и осознают, то начинают прикладывать еще больше усилий). Наглядным примером чему и является главный герой фильма. Он, вместо того, чтобы приложить хоть какие-то усилия для своей жизни, лишь еще сильнее загоняет себя в свои же проблемы, все время напоминая себе об их существовании, вместо того чтобы решить их или попросту плюнуть на сам факт их существования (что и сделал главный герой в другой работе автора – «Человеческая натура»). Но не все так просто, герой не просто хочет быть несчастным, ему просто нужно понимание, взамен которому ему предлагают разве что сочувствие и помощь в создании новых проблем, ради чего он придумывает себе новые образы, не умея в них толком ориентироваться, и в итоге окончательно запутавшись.
Это нечто потрясающее. Как правильно заметил неизвестный мне юзер в своем отзыве к этому кино: 'Для одних он окажется удивительным и поглощающим зрителя фильмом, для других он покажется арт-хаусной мастурбацией мозга'. Так вот, сначала я чувствовала второе. Я думала, брр, что это такое, слишком депрессивно и непонятно, может, лучше уйти? Но потом, примерно на середине я поняла, что эта история поглотила меня. Да, я все еще ворчала из-за того, что это все затянуто и НЕПОНЯТНО. Но на титрах, после заключительной сцены, меня окатило чувство восхищения этим фильмом. Да, он странный, какой-то жесткий, грустный, но черт возьми, он пробрал меня до мозга костей! Честно, некоторые моменты до меня до сих пор не дошли, но я почувствовала, насколько глубок 'Нью-Йорк, Нью-Йорк', сколько всего в нем затрагивается. Там целая жизнь, жизнь многих людей, она показана без эстетики, без лицемерной фальши и прикрас. Господи, какие восхитительный актеры. Я смотрела на английском с субтитрами, и слышала каждый вздох, стон, боль и печаль в их голосах. Взгляды, движения... Неописуемо. Такое кино я еще не видела. Рядом ничего не стояло. Думаю, осознать до конца фильм невозможно. Он сложен, нудноват и мрачен. Но впечатление (лично на меня) он оставил огромное. 10! 10! 10!
Сам себе режиссер Никто не хочет слышать о моей ничтожности, потому что у них есть своя. Никто не хочет видеть своей ничтожности, ведь это так больно. Так больно смотреть на беспросветность, которая режет глаза и сердце миллионами маленьких иголок разочарования из-за собственной несбывшейся жизни. И дабы не быть раздавленным под прессом собственного тленного существования, которое рано или поздно превратит тебя в пыль, нужно сделать что-то стоящее, что-то нужное, что-то важное…Но это чертовски сложно. Ведь попытка только одна, также как и жизнь, которая с каждым днём бесследно утекает сквозь призрачные мечты о будущем… Но не всегда. Если ты режиссер, у тебя всегда есть возможность крикнуть «Стоп!» и проиграть сцену ещё раз, даже если это сцена из твоей собственной жизни. И не важно, что во второй раз за тебя твою жизнь будут проживать другие люди, для которых это просто ещё одна роль. Главное, что они всё сделают правильно, не совершая твоих ошибок, и станут наконец-то счастливыми, вместо тебя, раз уж ты не смог…Но даже в искусственно созданном тобой мире всё не может быть гладко, ведь твоя и так никому не нужная жизнь, запутанная в лабиринтах реальности и игры, всё равно потеряет придуманный тобой смысл и предстанет перед тобой такой, какой ты не хотел её видеть – пустой и потерянной… Жизнь как троп Новое кинотворение гениального Чарли Кауфмана заставляет увидеть то, на что так хочется закрыть глаза. При помощи простого литературного тропа он показал своему зрителю всю сложность существования в современном мире человека, мыслящего категориями, не доступными посредственному восприятию. Бесцельность борьбы с беспросветностью собственной жизни; наивность желания оставить после себя след, дабы не быть забытым; необходимость близости смерти, чтобы почувствовать себя живым – всё это сваливается на плечи зрителя, отважившегося на просмотр этого сложного во всех смыслах фильма… Я считаю «Синекдоху» - самым сильным фильмом Кауфмана и одним из наиболее сильных из созданных в последнее время. Прекрасный в своей сложности, идейности, режиссерском и актерском исполнении (хочется особенно отметить игру Филиппа Сеймура Хофмана, которая стоит выше всяких похвал) фильм все же оставляет перед дилеммой: что лучше нести груз нерадужной реальности или как можно дольше оставаться в сладостном непонимании? Для своего героя и зрителя Кауфман решает эту дилемму просто и цинично, но стоит ли его за это благодарить? 10 из 10
Экстравагантному Чарли Кауфману уже пятьдесят. В этом возрасте, наверное, все задумываются о смерти; Кауфман же по привычке думает за пятерых. Недаром в его дебютной режиссерской картине «Синекдоха, Нью-Йорк», начисто пропитанной цинизмом и каким-то удушливым чувством безысходности, разрабатываются в принципе схожие темы – старость, дряхление, распад, разрушение. Главный герой фильма Кейден Котар (Хоффман), талантливый театральный драматург по профессии и одинокий лысеющий очкарик по жизни, в неком зыбком мире проявленного настоящего ставит грандиозный спектакль в масштабах города Нью-Йорк. Пока за спиной режиссера идет подготовка (а она, к слову, займет целую жизнь), отчаянно буйствуют сотни дублеров и двойники дублеров, жизнь гения катится под откос – жена сбегает, маленькая дочка попадает на афишу глянцевого журнала с заголовком «самая татуированная девочка мира», свидание с прелестной рыжеволосой продавщицей билетов заканчивается при весьма неловких обстоятельствах, а врачи диагностируют запущенную стадию почти всех болезней. Удивительно, но получается так: самый оправданный и многообещающий кинодебют за многие годы внезапно оказался самым неловким фильмом наших дней. Внезапно – потому что больно уж высоки были ожидания, казалось, если не сценарист фильмов «Быть Джоном Малковичем» и «Адаптация», то кто еще достигнет в режиссуре новых высших и недостижимых результатов. Неловким – потому что «Синекдоха» довольно бодро стартует, но уже к середине превращается в поток каких-то ничего не значащих кусочков мизансцен. Наверное, это было бы нечестно по отношению к другим, если гениальный сценарист еще и оказался бы в итоге выдающимся постановщиком. Видно, что Кауфман – так себе режиссер: снимает холеной рукой, теряется в ритме, с актерами работает по принципу пластилина (Эмили Уотсон здесь гримируют под Саманту Мортон, фантастика!), а монтирует фильм так и вовсе, как пятиклассник режет колбасу, большими сочными ломтями. У него в запасе есть несколько красивых образов вроде перманентно горящего домика или самописного дневника, но какой в них смысл, если ничего такого особенного они не символизируют? Теперь-то конечно ясно, что для кауфмановского безумства очень важен был сильный противовес, будь то шпористая инфантильность Спайка Джонзи или детское наивное рукоделие француза Гондри. Иначе летят к чертям все подпорки, горят предохранители. Предыдущий гениальный Eternal Sunshine of the Spotless Mind при всей диковинной задумке, ломаной структуре и задом наперед раскрученном сюжете оставался самым простым и понятным фильмом на свете – о том, что нам всем, как бы ни стирали память, а суждено влюбиться. Ну да, наверное, «Синекдоху» можно трактовать по-разному: это кино одновременно о смерти и одиночестве, о контроле и беспомощности перед ним; о том, что постепенно все умирает и автор вместе с нетленным произведением. Или скорее даже про то, как любой гений в душе хочет быть простым уборщиком. Впрочем, не важно; стоит ли вообще проходить всю эту эмоциональную пытку с теми, кто ничего не ценит? Хотя Кауфман в чем-то, безусловно, прав: в 20 мы бежим за любовью и верим в чудеса, а в 50 нам до одури осточертела жизнь, как данность, как будильник, как черный утренний кофий с мертвым бутербродом.
В мире Чарли Кауфмана нет времени. Персонажи перепрыгивают через время; года и жизни умещаются в секунду. Всеми правит абсурд и только абсурд. Люди кажутся не связанными друг с другом никакими узами, будь у них общие дети или прожитые вместе годы. И даже самые тесные отношения не делают людей ближе. Словно между ними понаставили стеклянные перегородки и протянули систему звукоизоляции. Мир превращается в хаос, где каждый атом недоуменно и недоверчиво поглядывает на атомы, проплывающие рядом. Бледная унылость и реалистичность, преувеличенная реалистичность, нагнетаемое предчувствие смерти – это то, что с первых секунд фильма погружает зрителя в непролазный туман. Настоящий хаос, но хаос внешний, видимый, выстроенный в сложную систему, в которой одно не может существовать без другого. Смерть здесь не конец, а этап, начало следующего этапа, коих пожалуй критически много. Нагромождение деталей не бессмысленно. Единственная задача, которую режиссер себе не ставил – это упростить зрителю просмотр. Нам не нужно искать смысл как иголку в стоге сена, «Синекдоха, Нью-Йорк» - стог сена, состоящий из таких иголок и, честное слово, рыться в нем довольно болезненно. При всей карнавальности фильма здесь легко угадываются основные темы, и одна из них – одиночество. Главный герой участвует в событиях, но смотрит на них со стороны. Художнику вроде естественно быть наблюдателем, но Кейден Котард наблюдает события с таким невыразимым сожалением и собачьей тоской, словно упустил все возможное, все лучшее и важное, и потому напоминает Крота, уставившегося слепым взглядом вслед ускользающей Дюймовочке. Это кино о взрослении, о разъединении отца и ребенка, о теле, превратившемся в поле для цветов, посаженных кем-то другим. Это кино о любви. Это кино не только об одиночестве, но и о том, что к нему ведет – об отчуждении, о котором Чарли Кауфман говорит языком бездумных реплик и безумных ситуаций; а особенно замечательно, когда из изобилия и пестроты мотивов поблескивает жало едкой как кока-кола и неожиданной шутки. Современный человек – или современный творец – предстает во всем блеске меди, застрявшей, кажется, в его кишечнике. Кейден Котард болен. Кейден Котард ищет утешения, никого не утешая. Кейден Котард потерял себя (потерять себя – значит не вынести минут наедине с собой: откуда-то появляется двойник, знающий всякую мысль его и всякое событие, с ним произошедшее). Главный герой смешал явления жизни в неудобоваримую кашу, которую ему не по силам расхлебать, он поставил театр превыше бытия, приравнял иллюзию и реальность, пейзаж и зарисовку. Удивительным образом попытка сымитировать жизнь до незначительнейших деталей дискредитирует и жизнь, и игру, и полностью обескровливает все действие. Это как предупреждение об опасности любых заменителей. Ни один фильм про наркоманов не может сильнее передать чувство погружения в виртуальную реальность, которое по кускам съедает человека заживо. И Кейден Котард распадается на части так же, как разрывается лист бумаги под его руками: « - Я хочу поставить нечто брутальное. Грубое. Каждый день я буду отрывать вам кусок бумаги и говорить, что случилось в этот день: у вас защемило в груди; вы посмотрели на жену как на незнакомку и так далее. – Кейден… - Что?! – Когда сюда придут зрители? Прошло семнадцать лет». И раз уж влез в костюм Демиурга, раз уж запустил мясорубку по перемалыванию человеческой жизни, дабы лепить из полученного фарша собственное пространство, нужно помнить, что творения вместе с жизнью получают свободу в качестве приятного бонуса. Кейден Котард мертв, застыл в одной точке. А время несется сквозь него и помимо него. Ища смысл через искусство, он засыпает каждый вечер в усталой растерянности и понимает, что никакого смысла не найдет. Кино-литературный мир Чарли Кауфмана наполнен аллюзиями. «Синекдоха, Нью-Йорк» - земля обетованная для любителей постмодернистских изощрений. С легкостью и быстротой пчел, летящих в общий улей, проносятся многочисленные цитаты и намеки на цитаты; вспоминаются то Достоевский, то Вуди Аллен, то… в общем, вспоминается каждому свое. Сделать литературный прием приемом кинематографическим кажется столь естественным, столь логичным. Кино всегда виделось мне в основной своей массе продолжением литературы, и Кауфман признается в этом с почти зазорной смелостью, буквально выставляя сие недоразумение напоказ. Дзига Вертов в «Человеке с киноаппаратом» решил создать новый язык искусства кино, отличный от языка литературы и театра – а «Синекдоха, Нью-Йорк» предстает эдаким неутешительным ответом на эксперимент Вертова, ведь здесь кино, литература и театр сплетены в намеренно тугой комок. Синекдоха – литературный троп, обозначающий смысловой перенос с частного на общее, название целого по его части. Беспомощный постановщик театральных пьес, чье существование срослось в гигантскую мозаику с существованием окружавших его людей и персонажей – это синекдоха целого Нью-Йорка, выстроенного в декорацию. 10 из 10
Из-под пера Чарльза Кауфмана ранее уже выходили сценарии, показывающие человеческий мозг изнутри («Быть Джоном Малковичем», «Вечное сияние чистого разума»). Героями фильмов были не самые адекватные персонажи, заложники своих страхов и страстей. Главный герой «Нью-Йорк, Нью-Йорка» Кейден Котард, в исполнении Филиппа Сеймура Хоффмана, также становится жертвой своей головы, доходит до того, что режиссирует свою жизнь, создает себе двойника, и двойника своему двойнику. Оставаясь при этом одиноким человеком, мечтающим поставить большую пьесу, но пока ещё не знающим как это сделать. Разумеется, от первой режиссёрской работы Кауфмана можно было ждать картины, наподобие головоломки Дэвида Линча, разбирающего взрыв головного мозга человеческого существа, вырывая мозг зрителю из головы. Кауфман даже в операторы позвал Фредерика Элмса, пять раз работавшего оператором в фильмах раннего Линча. «Нью-Йорк, Нью-Йорк» всю свою вторую половину напоминает фильмы Линча, будто сюжет происходит в голове героя, а «голос» говорит, что ему делать, вдобавок ко всему, одна их героинь живет в горящем (полыхающим огнём) доме. Всё происходящее, разумеется, абсурдно; демонстрация человеческой жизни — не ново. Зато Кауфман порывается рассказать, что становится с человеком, ставшим чуть ли не господом богом, и творящим свой мир. Получив власть распоряжаться чужими судьбами и построить немыслимые декорации, главный герой становится невменяемым, его поступки продиктованы вовсе не логикой. Однако ноша эта, по Кауфману, очень тяжела, и, если Богу на всё про всё хватило семи дней, то Котард обречен вечно режиссировать эту пьесу. Так из уст и вырываются слова бессмертного Уильяма Шекспира о мире — театре, с жителями — актёрами. Сложность восприятия картины совсем не в том, что камера становится заложником всего нескольких декораций, а для подсчета количества персонажей не хватает пальцев. Сложно увидеть конец всего этого безумия, будто на экране сфера — без начала и конца. Герои фильма всё распадаются на нескольких персонажей, совершают жуткие поступки, стареют, но до сих пор вертятся вокруг одной сцены. Может этим Кауфман хочет сказать об однообразии жизни, о человеке, становящимся заложником быта и окружающих его людей, о его нежелании отпускать даже частичку этого привычного окружения, и страдающего от резких перемен. По сюжету так всё и получается. Однако этот мир декораций, ставший для героев тюрьмой, всего лишь небольшая модель жизни, не обязательно провести всю её там. Только для главного героя уже поздно. Для него этот мир и есть его жизнь. Филипп Сеймур Хоффман в очередной раз создал незабываемый персонаж со странностями. Главный герой фильма далек от идеала, даже в мире полном абсурда. Человеку вообще сложно стать идеальным, слишком много всего нужно соблюдать, выполнять, качать, заканчивать, подписывать… Мир всё равно больше, даже если он создан сознанием, «голосом», который в голове озвучивает мысли. «Голос» этот не совершенен, и склонен преувеличивать, создавать лишние ассоциации и позволять закончить текст не словом «умри», а словами «Камера. Стоп». Главное не потерять контроль над этим «голосом».
«What was once before you – an exciting, mysterious future – is now behind you. Lived, understood, disappointing. You realize you are not special. You have struggled into existence, and are now slipping silently out of it. This is everyone's experience. Every single one. The specifics hardly matter. Everyone's everyone.» «As the people who adore you stop adoring you – as they die, as they move on, as you shed them; as you shed your beauty, your youth; as the world forgets you; as you recognize your transience; as you begin to lose your characteristics one by one; as you learn there is no-one watching you, and there never was... You think only about driving – not coming from any place, not arriving any place. Just driving, counting off time. Now you are here, at 7:43. Now you are here, at 7:44. Now you are gone.» «Synecdoche, New York», 2008 Чарли Кауфман для меня – человек-загадка. «Признания опасного человека», «Вечное сияние чистого разума», «Быть Джоном Малковичем», «Адаптация» – всё это фильмы, отснятые по его сценариям, которые были просмотрены мной в разные периоды жизни, и ни один из которых я не поняла. Каждая его работа – это что-то очень личное, интимное, выливающееся в порой несуразную картину, смахивающую на абсурд, но зато очень искреннюю. Каждый сценарий – очередная неприкрытая попытка отчаянной неврастенической рефлексии; анализ себя, своего окружения и своей жизни в целом; огромное душевное переживание, доверительно и, кажется, неуверенно, вынесенные на жёсткий суд суровой публики. «Синекдоха, Нью-Йорк» – творение уже более зрелое, серьёзное и вразумительное на мой взгляд. 50-летний сценарист сам выступил режиссёром данной картины. И она стала первой и единственной на сегодняшний день, которую я, кажется, поняла, которую смотрела с удовольствием, и которая мне понравилась! Самое главное, что необходимо сказать: это фильм–аллегория. О чём он? В качестве описания сюжета лучше всего подходит следующая цитата из него: «Кейден Коттор – это мёртвый человек. Он живёт между двумя мирами, между застоем и переменами, время там ведёт себя иначе, хронология нарушена. До недавних пор он отчаянно пытался постичь смысл своего положения, но погрузился в апатию.» Этого достаточно. Это фильм не о сравнении жизни с театром, не об американцах, не о «мире, в котором мы живём», даже не о главном герое или каком-то конкретном человеке, и так же не о жизни/бренности бытия. Сам автор говорит, что фильм о смерти и одиночестве, но не только – он так же о межличностных отношениях. А я вижу так: это фильм о каждом из нас, о том «Я», что у нас внутри, об Иде и Эго. Это наши внутренние конфликты; наши попытки поиска себя, смысла жизни; тщетные попытки обретения осознанного понимания любви и счастья, гармонии. Это эгоизм в его мерзком проявлении, когда в сущности, по правде говоря, осознаёшь ты это или нет, но всё, о чём ты думаешь – это ты сам. Главный герой воссоздал целый мир, целую жизнь, свою, ради себя, ради понимания того, кто он, что он из себя представляет. По сути – воплотил в реальность внутреннее «самокопание», ища попутно утешения и любви, понимания, но на руинах чужих жизней и чувств. В поисках себя он крайне эгоистично подавляет всех вокруг, подминает, подстраивает чужие жизни под свои нужды, оперирует окружающими его людьми словно кукольник марионетками. «— Я всегда смотрел на тебя, но ты не смотрел ни на кого, кроме себя. Так смотри, как я прыгаю. Смотри, как я узнаю, что после смерти ничего нет – не на что смотреть, не за чем следить, нет любви. — Сэми, спускайся! Сэми! Я не прыгнул!. .. Вставай! Я не прыгнул!» И ведь это о каждом из нас. Мы просто не осознаём, но мы все такие. Каждый. Движимые эгоизмом – даже в своих самых альтруистичных желаниях нами руководит эгоизм: «Я ХОЧУ, чтобы он был счастлив (осознаваемое), потому что тогда и мне будет хорошо (не осознаваемое, корень, первостепенное)». Стремясь удовлетворить собственные нужды мы готовы рушить всё вокруг, словно тараны, не видящие ничего, кроме цели, обуреваемые желанием достичь её: мы не думаем об окружающих нас людях, о том, что у них тоже есть чувства, что они так же ранимы, как и мы сами, у них свои жизни, свои потребности и желания. Во истину: «Ни один из этих людей не является статистом, каждый из них – главный герой своего собственного сюжета, каждому нужно воздать должное.» Нельзя не заметить присутствующую в фильме идею одиночества. Но она не центральная, а скорее сопровождающая (что более, чем логично и ясно). А почему? А потому, что это не то одиночество, которое обычно приходит в голову, когда слышишь это слово. Да, главный герой здесь действительно одинокий человек – живёт один, ни жены, ни детей нет (они есть фактически, но в его жизни не присутствуют) и выйти на откровенный разговор «по душам» вообще-то не с кем. Но это, опять же, аллегория. В «подкорке», если видеть дальше, глубже, то здесь это более философское, экзистенциальное понятие. Объясняю. Эта картина – персональное переживание личности. Потому здесь очевидна мысль о том, что каждый из нас одинок с момента рождения и всю жизнь, а особенно в старости и в момент смерти. Мы окружены людьми, но замкнуты в теле, душой, мозгом, сознанием наедине с собой. Мы можем поделиться своими мыслями и чувствами, но даже если их поймут, всё равно они только наши; никто их за нас не переживёт, не прочувствует, нас могут максимум поддержать, помочь, вдохновить, но это внешнее воздействие. Сложно облекать в словесную оболочку свои ощущения. Этот фильм нужно посмотреть. Он наталкивает на потребность порассуждать. Он напоминает реквием. Но этот фильм не для каждого. Я не отнесла бы его к тем, после просмотра которых человек меняет точку зрения на какие-то вещи, переоценивает ценности, меняет систему координат. Он для таких же, как я (и более отпетых)), любителей психоанализа. Прекрасное музыкальное сопровождение – не навязчивое, незаметное, но определённо делающее своё дело. Игра актёров не вызывает ни придирок, ни нареканий. То же можно сказать о режиссёрской и операторской работах – всё как нельзя лучше. И фильм расходится на цитаты, а это хороший показатель. А ещё он своей атмосферой очень похож на «Бёрдмэна» и некоторые из работ братьев Коэнов.