отзывы и рeцензии

Хрусталев, машину!: отзывы и рeцензии

У фильма 'Хрусталёв, машину!' своеобразная жизнь и судьба, противоречивая и полярная в своих мнениях, что ещё более выявляется и в оценках и мнениях по поводу картины. Лента снималась около 7 лет и уже до собственного выхода объявлялась шедевром. Участвовала в Каннском фестивале, но, как пишут, многие критики и зрители просто покидали зал, не намереваясь это больше наблюдать. На Родине фильм собрал чуть ли не все премии 'Ника' по главным категориям. А впоследствии 'Хрусталёв, машину!' стал стабильно занимать всякие высокие места в списках 'самых-самых'. Фраза 'Хрусталёв, машину!' имеет в себе реальную историческую основу - именно такое словосочетание выкрикнул Берия, уезжая в неизвестном направлении с дачи мёртвого Сталина. Да и сюжет картины основывается на реальных советских событиях, касающихся дела врачей. Многие описания сюжета начинаются с одного и того же, по большому счёту, к основным событиям фильма не имеющего никакого отношения предложения: в последнюю зимнюю ночь 1953 года московский истопник Федя Арамышев (по кличке гандон) по дороге на работу соблазняется блестящей фигуркой на радиаторе пустого, засыпанного снегом «Опеля», стоящего на обочине. Скажу сразу, что, просматривая сам фильм, я сюжета полного не понял вообще. Общие моменты я конечно уловил, что среди врачей не чисто и за главным героем по какому-то поводу охотятся, что евреи в этом замешаны каким-то образом, по поводу смерти Сталина и Берии, но, не зная о некоторых событиях времён Сталина (берём то же 'дело врачей'), события кинофильма приходится затем дорабатывать по сторонним источникам, да и общее построение картины может менее прозренных по поводу происходящих событий вообще попросту ввести в ступор. Повествование ведётся от имени сына генерала медицинской службы, чей закадровый голос является уже даже не взрослым, а может доносится из уст человека преклонного возраста. Но все события фильма ориентируются вокруг того самого генерала Юрия - лысого и усатого здоровяка, вокруг которого остальные люди кажутся нечто незначительным. Картину называют самым личным и самым жёстким фильмом Германа. И это действительно можно видеть таким образом, ибо происходящее на экране не просто не снималось для всеобщего обозрения - у режиссёра даже и в мыслях такого не было. Отражая пережитое в своём отрочестве и, возможно, отождествляя себя именно с этим сыном генерала, Герман создаёт непонятный и причудливый мир, который похож на сумасшедший дом, а герои являются его пациентами. Все персонажи в своих действиях и репликах вываливают на зрителя просто огромное количество потока сознания, взаимодействуя между с собой постольку, поскольку каждый из персонажей является для другого внешним раздражителем, выявляя своими действиями и словами ответную реакцию на каком-то подсознательном уровне. Количество скапливающихся героев и предметов в кадре может зашкаливать, и все они делают что-то только им известное и нужное. Желание уловить какую-то логичную линию слов и действий вскоре отпадает полностью (в то же время во второй части фильма события и действия стали гораздо логичнее и последовательнее). В звуковом потоке обрывки фраз, их переплетение, перебивание, абсурдность и непонятность, и, тем не менее, доходящий смысл некоторых брошенных, но немного выделяемых слов. Действие картины (особенно первую часть - фильм разделён на две части) можно сравнивать с сумасшедшим домом, только в котором нет надсмотрщиков и докторов (что уж тут, с больничным материальным окружением такое впечатление создаётся ещё больше). В этом непременная заслуга картины - чтобы создать только это безумие, нужно очень сильно постараться. И в чём связь между бедным Арамышевым-гандоном, позарившимся на блестящую вещицу и который был отправлен в лагеря, и генералом медслужбы, против которого организовали заговор ? В беспрекословности и жестокости сталинских репрессий, которые ломают любого. И насилование урками Юрия - также часть всего этого (некоторые пишут, что эта сцена в автомобильчике с зовущей надписью 'Разливное шампанское' на задних дверцах является одной из самых жестоких и отвратительных в художественном кино. Но, знаете ли, только в художественном, в порнографическом кинематографе имеются явления иррумации...причём можно встретить достаточно жестокие акты, а в анусы чего уже только не засовывали, да хоть биты те же). И суть вся в несвободе человека, в его замкнутости физической и духовной, в давлении над каждым ореола жестокой расправы, и в людях всех этих, и в свободе, и в сознании мальчика-Германа, которому все происходящие события кажутся просто непонятным и сумасшедшим домом, который и показан вокруг. Воспоминания детства, обрывки фраз ловятся, Арамышев-гандон в финале на свободе кричит Liberty, уповая на то, что всю жизнь его били, Берия смилостивился над Юрием и отпустил домой, потому что тяжёлая висящая рука над его головой минут пять назад отошла в мир иной. Весь этот трагифарс заканчивается трагифарсом - почти сломавшийся символ мужского начала, детина-здоровина, сила и власть которого ничто, по сравнению с величием Сталина, и который хлещет коньяк из чайных кружек с подстаканниками, на спор позирует со стаканом на голове и тяжёлыми рессорами в руках, после которого лишь гробовая тишина титров. Мало назвать фильм замечательным - он уникальный. Вроде он имеет какие-то и весёлые моменты иной раз, да и сама обстановка создаёт странность ненормального человека, но за всем этим вьётся густой пар давления, придавливания к земле, страха, одиночества и людской трагедии. Здесь легко ломаются жизни человека и перекорёживаются их судьбы. Не часто мелькающий мальчик-рассказчик не может этого понять и его сознание превращает всё в круговорот бессвязных и бессмысленных поступков. 'А ты почему не поёшь ? Не надо стесняться, что ты - еврей. Лучше постарайся быть умным'...'Тумбала, тумбала, тумба-лалайка, тумбала, тумбала, тумба-лалайка….'

Далеко не последнее впечатление от этого великого фильма - выдох 'я это пережил'. Терпеть не могу любые спойлеры, но на этот раз был рад, что волей-неволей набрал за все эти годы некоторую информацию - знал, конечно, и о кошмарном эпизоде изнасилования зеками главного героя, знал и о том, что мучительно пытаться найти связь сцен и разобраться во всех диалогах - не стоит, по крайней мере во время первого просмотра. Все это подпортило эффект непосредственного контакта с художественным произведением, но помогло мне посмотреть фильм от начала до конца. Рекомендовать этот фильм кому-либо - невозможно. Как невозможно рекомендовать экскурсию в Освенцим. Сравнение неправомочно, но фильм тоже может поранить всерьез. Потому что воссоздает реальность, в которой жить нельзя, и из которой, тем не менее, мы все родом. Рекомендовать невозможно, но посмотреть каждому живущему в России - стоит. Рано или поздно. Осознавая, что к просмотру надо быть морально готовым. В письменном виде сталинскую эпоху выразили, к счастью, многие. Есть мемуары, есть художественная литература. Визуальный образ оставил, кажется, один Герман. Предчувствие - в 'Лапшине', апофеоз и агонию - в 'Хрусталеве'. Важно, что это успел сделать непосредственный участник, зафиксировавший эти годы цепкими воспоминаниями детства и сознательного отрочества. Важно, что эмоциональную правдивость успели подтвердить современники. Было необходимо сохранить эту атмосферу визуально и эмоционально, что во многом возможно лишь средствами кино. Иначе - навсегда дыра, провал, ведь неофициальных документальных съемок не осталось. Счастье, что Герман это сделал, что теперь это сохранится и не пропадет. В этом крайне многослойном и трудном фильме поразительно почти все. Особенно, каким-то образом воссозданное и зафиксированное всепроникающее радиоактивное поле страха, униженности, беспомощности, жестокости, подавленной истерики. Имя Сталина звучит за весь фильм, кажется, один раз - его не упоминают вообще от греха: как в языческих поверьях, чтобы не накликать зло нельзя называть его по имени. Главный творец и удержатель кошмара, владеющего страной, напоминает о своем присутствии, возникая в виде статуй. А когда, наконец, мы его видим, - оказывается парализованным, обгадившимся стариком, таким мелким по сравнению с масштабами творимого зла, таким визуально второстепенным, третьестепенным... Невозможно, немыслимо поверить, что это все - ОН. И генерал Кленский, которого притаскивают лечить Сталина, сначала просто его не узнает, не допускает мысли, что всемогущее злое божество может быть жалким, немощным, дурно пахнущим, существующим в таком же дерьме, как и все. После фильма я подумал: почему же Герман, скрупулезнейше воссоздававший каждую мелочь эпохи, не смог - явно даже не попытался подобрать актера похожего на Берию? И тут же понял: именно для того, чтобы зрителю, как главному герою, было до момента прозрения непонятно кто это. Для того, чтобы мы его до времени не узнали, смотрели на него глазами Кленского. Но все же главным потрясением стали кадры и эпизоды, которые вызвали ощущение де жа вю - моменты, когда понимаешь, нет, знаешь, что это было именно так, и не иначе. Как будто смутно помнишь, хотя помнить никак не можешь. Генетическая память? Есть ли она? Или это накопленное смутное представление-знание о времени из тех обрывков быта, что еще застал в детстве - когда жил в одной квартире с полусумасшедшей старухой - дальней родственницей, когда двери собственной старой комнаты были покрашены такой же белой масляной краской, которая вдруг узнается в фильме, когда бабушка вдруг пугается твоих слов и шепчет, что за стенкой живет бывший стукач? Черная машина, снег, пустая улица, тусклое освещение, сталинская высотка. Несовременно одетые дети около массивных дверей, один оттаскивает другого: туда нельзя! Откуда я, родившийся в 81-м, это знаю? Где я это видел? Почему мне это близко? Почему меня тянет в этот кошмар? Нет ответа. Посмотрите фильм из-за этого - вдруг отзовется. Не смотрите из-за другого – может стать физически плохо. Каждый должен сам решиться на этот фильм. 10 из 10

Конец очень холодной зимы 53-го года. Мотоцикл проехал, разрезая фарой темноту. Одинокая дворняга пробежала мимо упавшего в сугроб смешного человека с неприличной кличкой… «Хрусталёв, машину!» — это фильм, который заставляет зрителя почувствовать себя сторонним наблюдателем, но не третейским судьём, перед которым персонажи шаркнув ножкой, словно на собеседовании, громко, чётко, хорошо поставленными голосами рассказывают о своих стремлениях, радостях и горестях, а режиссёр с оператором зрителю всячески помогают, выставляя свет, акцентируя внимание и подводя к какому-то одному единственному выводу, который может быть неожиданным, но всегда — однозначным. Здесь всё совсем не так. Как будто гуляешь у большого магазина в день распродажи выходного дня. Если встать и постараться бесстрастно посмотреть по сторонам, то можно увидеть усталого пузатого мужчину с залысиной, который с трудом несёт тяжёлые сумки. Перед ним, с видом укротительницы тигров, вышагивает кривоногая женщина с крашенными волосами, которая, видимо, является его супругой. Или старшей сестрой, которая приняла его под своё крыло, пока он не разберётся с последствиями развода и последовавшего за ним раздела имущества? Или это его бывшая жена, с которой он развёлся десять лет назад, но сейчас, когда конкуренты зажали, партнёры кинули, а приставы арестовали имущество, ему больше не к кому обратиться за помощью? Когда мужчина будет грузить продукты в багажник своего автомобиля, какая-то высокая девушка посмотрит в его сторону взглядом, полным тоски, а парковщик, военный в отставке, если судить по усам и выправке, обопрётся о ограждение и со вкусом закурит дешёвую сигарету с жёлтым фильтром. За его спиной дети затеяли игру в салки. Смеющийся мальчик бежит за двумя девочками. Красное пальтишко одной из них очень выделяется на сером фоне здания торгового центра, за стеной которого, словно муравьи, грузчики в чёрных робах таскают мешки с сахаром, продавцы в оранжевых передниках выставляют на полки банки с консервированным ананасом, а товароведы в серых халатах проверяют сроки хранения селёдки в пряном рассоле. Охранник в голубой рубашке наклонился и что-то шепчет на ухо кассирше. Та в ответ улыбается. Когда вы вдоволь нагуляетесь и наглазеетесь, то, возвращаясь домой, вы, может быть, задумаетесь о том, кого некоторые называют хозяином этого бизнеса. Какой он из себя? Хороший он человек или жестокий самодур? Молодой человек, волею случая вознёсшийся на самые вершины или это старец, который всю жизнь копейку к копейке, а теперь жалеет, что в юности не ушёл в горы? Сидит он сейчас в компании старых друзей и поёт песню? Или животом мается? Но, скорее всего, вечером выходного дня вы будете о чём-нибудь другом, более приятном, думать. Примерно так и строится повествование в этом фильме. Что тут важно и первостепенно, а что добавлено для фона, связки или даже с целью отвлечь внимание и запутать? Всё это решать зрителю, который всё видит, но на него никто не обращает внимания, никто не хочет ему помочь. И ничего с этим зритель сделать не может. «Лучший фильм», «Лучшая режиссура», «Лучшая операторская работа», «Лучшая работа художника по костюмам», «Лучшая музыка» и «Лучшая работа художника-постановщика»(Ника) более чем заслужены.

Последние дни холодной и снежной зимы 1953-ого. Пока ещё жив товарищ Сталин. Но скоро начнётся знаменитое «дело врачей», и многие высокопоставленные чиновники так или иначе связанные с медициной лишаться не только своей должности но и свободы, а то и самой жизни. Но нечего этого пока не знает генерал Юрий Кленский, спокойно живущий с семьёй и шумными родственниками в большой московской квартире… «-Стал обратно генералом -и народ к тебе потянулся» (с) Алексей Юрьевич Герман снимает мощные, выверенные до последнего слова и кадра картины. Он обратил на себя внимание ещё в «застойные» годы, сняв драму о военных годах –«Проверки на Дорогах», которую постигла студейная полка. Увидеть свет фильму было суждено в один год с другим творением режиссёра –которое его и прославило, закрепив за ним статус крупнейшего «независимого» режиссёра страны. Речь о драме «Мой Друг Иван Лапшин» -вышедшей на экраны в первый год Перестройки, хотя снята была годом ранние. Этот фильм стал его своеобразной визитной карточкой. Его изучали в кино-школах, он был включён во всевозможные списки лучших отечественных фильмов. Его стилю и манере повествования (чёрно-белая плёнка, следующая по пятам за персонажами камера, «настоящий» разговор актёров, имитация документальной съёмки) пытались подражать другие, менее талантливые режиссёры. Но как известно –из повторений пройденного шедевры не рождаются. И слава Германа не меркла, так как научиться снимать кино «по-германовски», было под силу только самому Герману. Который как всякий «артхаусный» режиссёр совершенствуется во время работы, и снимает каждую свою новую картину на надрыве, на разрыве аорты, как свою первую (когда необходимо обратить на себя внимание искушённой публике, изобрести что то до селе не виданное), так и как свою последнюю –когда важнее оставить после себя непревзойдённый, мастерски поставленный кино-шедевр, поразить и ошеломить видавшую виды самую «продвинутую» кино-тусовку, и завсегдатаев разнообразных кинематографических фестивалей… После краха советской системы, и во время вседозволенности начала 90-ых, когда кино как вид Искусства на одной шестой части суши –фактически умерло, маститый творец, ученик «старой школы»,Герман приступил к созданию своей предпоследней (как недавно, увы показало неумолимое время) картины. И то, что выдал из под своего пера, после почти 8-ми лет упорной работы (с 1991-ого по 1998-ой) данный режиссёр, можно охарактеризовать слегка пафосным, но исчерпывающим понятиям –полотно. Которое до этого употреблялось критиками в описании–«пеплумов», а так же лент Федерико Феллини. «Хрусталёв, Машину!» ждали как откровения стареющего мастера. В этот фильм поверили не только российские кино-продюсеры первой волны, но и иностранные финансисты – частично съёмки оплачивались французами. Которые даже подсуетившись организовали премьеру многострадальной картины на Каннском кинофестивале весной 1998-ого, где она выдвигалась на главный приз форума –Золотую Пальмовую Ветвь. От этой картины известного советского, ещё, режиссёра ожидали сильной и суровой, обличающий коммунистический строй истории, которая станет символом эпохи и подведёт некую черту под её трагическим, но закономерным финалом. И надо сказать, что Алексей Юрьевич не обманул ожиданий. Его фильм был сильным, суровым, стал и обличением, и откровением и даже апогеем сталинской эпохи. Но в то же время «Хрусталёв, Машину!» обернулся провалом. Он не вернул (и это было вполне предсказуемо) истраченных на него денег, даже в международном прокате. Был обруган западной прессой, а критиков, в том числе членов каннского жюри во главе с самим Мартином Скарсезе (который честно признался, что фильм русского режиссёра-первый, смысл которого он не понял) поставил в тупик, и умные тёти и дяди вынуждены были пожать плечами и развести руки. Зато на родине, спустя более года от французской премьеры, когда ставшая уже современной классикой и обросшая легендами картина Германа вышла в безусловные лидеры. Отечественные критики расхваливали самобытного и великого творца, который даже в столь сложное для страны время снял не очередной блокбастер, а новый шедевр для «избранных». И буквально завалили картину многочисленными номинациями и призами (главные из которых, целых 6 премий Ника -за фильм, режиссуру, музыку, работу оператора, художника по костюмам и художника-постановщика). В прессе тоже были сплошь восторженные отклики. И хоть массовый зритель тогда предпочёл «зрительский» (можно даже сказать – «человеческий») фильм Михалкова про первую любовь молодого романтика-юнкера, кино-бомонд носил в тот год на руках не «главного режиссёра страны», а самобытного и «авторского» себе на уме, Германа… О картине сложно говорить простым языком. Но я не стану подобно другим «умничать» и сыпать сложными словами и рассуждать о психологическом восприятии ленты по методу Фрейда или Бог знает чему ещё. Просто скажу, что сюжет не смотря на сложность манеры повествования, довольно линеен и прост. Понятно, что главный герой, генерал Кленский- это своеобразная метафора. В его трагической и страшной истории, режиссёр показывает судьбу нашей родины. Возвеличенной, гордой и властной. Но так же униженной и оскорблённой. Но всегда и всё могущей выдержать и пережить. Так как «не чего страшного- заживёт». Понятно и то, что вся эта история в некотором роде детские воспоминания самого Германа-сына известного советского писателя (его культовый фильм про милиционеров 30-ых, как раз экранизация повести его отца). Все эти обрывки разговоров, суета самых разных персонажей и быт большой, набитой родственниками-приживалами (в большинстве своём-«антисоветскими» элементами)- часть жизни самого режиссёра. Используя свои наработки, и «фишки» найденные им при работе над фильмом про Лапшина, Герман воссоздаёт на экране начало 50-ых. Страшное и холодное время. Последние дни снежного февраля, последние дни когда ещё существовала система Вождя Народов, а сам усатый доживал свои последние дни на Кунцевской даче… Супруга Германа Светлана Кармалита помогла ему написать столь завуалированный и выверенный сценарий, который при чтении вероятно и вовсе не складывается в единое целое. Благо у самого фильма это получилось только в финале. Оператор картины Владимир Ильин снял чёткую и мрачную картинку. Он просчитал каждый кадр, каждый план и ракурс камеры. Много сцен сняты «одним куском», при том, что в это время в кадре происходит сложное и «многолюдное» действо. Каждый кадр можно остановить во время проекции ленты, и будет настоящая, чёрно-белая фотография родом из 50-ых. По сути вся картина, это одна большая, ожившая фотография того сурового и холодного времени. На мой взгляд всё это-высший пилотаж, который так редко демонстрируется отечественным кинематографом. Тем более в последнее время... 9 из 10 P.S Не могу поставить наивысшую оценку, так как в моём понимании шедевр должен быть доступным для восприятия абсолютно любому зрителю. А при всех своих качествах и достоинствах, фильм Германа имеет один существенный недостаток, а именно - он снят не для всех. Точнее, как сказал один кинокритик- 'для очень немногих'...

Алексей Юрьевич Герман – Самый значительный русский режиссер на ряду с Андреем Тарковским. Но если Тарковский в своих фильмах всегда пытался показать русскую духовность на метафизическом уровне, то Герман просто показывает нашу страну такой, какая она есть. Грязь, слякоть, холод, разрушенные бараки, спившиеся и опустившиеся люди, инвалиды, бомжи, зеки, ну то есть все то, чем так богата наша родина. Фильмы Германа сняты обязательно на черно белую пленку и их прозывают гиперреальными. То есть когда смотришь его фильмы, то буквально кожей ощущаешь все, что происходит на экране. У него буквально отполирована каждый кадр, отточена каждая деталь. Именно поэтому Герман очень медленно снимал. За пол века, всего лишь пять картин. Вообще ему хватило четырех фильмов, чтобы стать великим режиссером. Как и положено настоящему русскому гению каждая работа ему давалась очень не просто. Его фильмы не понимали и не принимали в момент выхода, и только по прошествию десятилетий их возводили в ранг великих. Ну ладно узколобые советские чиновники не въезжали, или же специально запрещали показывать реальную жизнь, которой жили люди в нашей стране, но ведь и фильм, который он снял уже в 90-е годы «Хрусталев машину» вызвал такое же не понимание не только в России, но и на каннском фестивале. Сведущие в кино люди, уходили с просмотра, не дождавшись конца. И только потом извинились и внесли этот фильм в число самых великих из когда либо снятых. А ведь по большому счету это единственная картина, которая адекватно отображает самое тяжелое для нашей страны сталинское время. Хрусталева Герман решил снимать, чтобы показать свои детские ощущения от той жизни и времени. Фильм охватывает последние дни правления Сталина и его последнюю репрессию, так называемое дело врачей. Главный герой отставной генерал, директор крупной клиники. Узнает, что Сталин арестовывает ряд видных докторов, евреев. Он подозревает, что за ним, возможно, тоже скоро придут и собственно приходят. Его арестовывают и бросают в вагон к зекам, которые его жесточайшим образом насилуют. А потом вдруг выясняется, что он единственный человек способный помочь умирающему Сталину. Его приводят к вождю народов, чуда не случается, но после смерти вождя его отпускают домой и разрешают вернуться к работе. Но после всего пережитого герой предпочитает уехать в самую глубь нашей родины, исчезнуть, раствориться на ее необъятных просторах. Даже самое подробное описание не может адекватно отразить всю суть этого фильма. Герман снимал его около восьми лет. Так что в нем продумана каждая деталь. Но самое главное это тот модернистский киноязык, который Герман использует. С самых первых и до последних кадров на зрителя обрушивается исконно русская ярмарка с ее шутами и скоморохами. Или же у меня возникли ассоциации с клиникой для душевнобольных. Все 2 часа 20 минут на экране происходит действо в котором какие-то люди, безногие, безрукие, голые, уродливые суетятся, бегают по экрану, корчат гримасы. Практически невозможно понять ни одного слова, так как все говорят унисон. Задумывалось это все для того, чтобы как можно реальнее отобразить нашу жизнь, которая не ограничивается пределами экрана. Конечно, с первого раза этот фильм очень сложно даже просто посмотреть не то, что бы понять, и получить удовольствие, но ведь говорят - не поняли нужно перечитать еще. Этот фильм именно такой случай. Достаточно, каких-то 6-7 раз его внимательно пересмотреть и он станет абсолютно ясным и понятным. А главное вы действительно полюбите этот фильм. Я лично просто не могу оторваться, когда на него попадаю, даже от визуальной киноматерии из которой соткана эта картина. От проработки всех деталей, от звука, от этой невероятной плотности, которой Герман добивается. А если прибавить к этому еще и смысловой посыл. Взять хотя-бы самую шокирующую сцену в истории отечественного кино, в которой зеки всей толпой насилуют главного героя. Так Герман показывает, что все беды нашей многострадальной страны от того, что она изнасилованная. А главный насильник предстает перед нами совершенно беспомощным, лежащим, в собственной блевоте, дерме и моче. Ведь почему страна, которая дала миру Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова. Страна, которая первой отправила человека в космос. Страна, которая остановила Наполеона и Гитлера, совершенно не безосновательно является, какой-то черной меткой для всего остального мира. По моим субъективным ощущениям русских как-то не очень-то уважают в цивилизованных странах. Да и с какой стати они должны нас уважать, если наши правители никогда особо не уважали свой народ. А может все дело в народе, который позволяет к себе так относится. Не то что позволяет, а просто получает какое-то садамазахическое удовольствие от постоянного опускания себя. И что самое печальное это уже генетика. Триста лет под татарами не прошли зря. Мне кажется это и есть главная тема этого фильма. Ценность человеческой жизни в нашей стране. Из-за таких как Сталин в русском человеке уже на каком-то генетическом уровне, живет страх того, что за ним вдруг придут и не за что не про что, лишат денег, свободы, чести, или в конце концов жизни. Всего, что нажито не посильным трудом. И что самое главное никто за это, ни когда не ответит. Так же как никто так и не ответил за те сорок миллионов жизней, которые погубил Сталин. Я искренне считаю, что такое непонятное, сложное, раздражающее, местами не приятное кино смотреть гораздо интереснее, чем просто банальные сюжетные фильмы, цель которых рассказать тебе историю. Ведь это чуть ли не единственный способ узнать и даже ощутить, как видит и чувствует нашу жизнь другой человек. И остается лишь сожалеть от того, что такой гениальный художник как Алексей Юрьевич Герман снял так мало фильмов. Хотя с другой стороны, возможно, было бы их больше, они не были бы такими гениальными и значительными для нашей культуры, нашей страны и нашего народа. И что самое главное вот уж действительно его фильмы будут вечно актуальны для нас. Ведь на вопрос когда же неумытая Россия наконец-то умоется? Напрашивается единственный ответ – нескоро. 10 из 10

Конец февраля - начало марта 1953-го. Генерал медицинской службы Кленский не находит себе места. Чует, что его вот-вот возьмут Органы. Пытается бежать. Но он не из тех, кто способен затеряться в толпе. Его ловят, сажают к уголовникам. Но судьба-злодейка делает крутой вираж. Сталин умирает, и его опричники привозят Кленского спасать тирана. На его глазах издыхает отец народов. 'Хрусталев, машину!', - кричит Берия своему шоферу. Эта фраза становится первой в посттоталитарной России. Как нетрудно заметить: фабула в пересказе довольно проста. Но когда возникают вопросы 'за что?' и 'почему?', то есть, когда переходишь непосредственно к сюжету, то появляется масса сложностей. 'Хрусталева', как оперу, логично было бы сопровождать программкой с либретто, ибо в отсутствии повествовательных подпорок происходящее на экране, отчужденное гротеском и избыточной эксцентрикой, усваивается с трудом. Это будет самым тяжким испытанием для публики, вряд ли ожидавшей от автора 'Лапшина' радикально иного синтаксиса, воздействующего на подсознание, и повергающего зрителя в состояние неуверенности. И если частности, как, например, тончайшая проработка Германом бесчисленных деталей, характеризующих эпоху, еще узнаются, то целое предстает уже совсем другим. По сути, режиссер-гиперреалист снял сюрреалистический фильм. Непосвященных обескуражит свойственное сну отсутствие логики и внятно обозначенных причинно-следственных связей. В то время как его антипод, Никита Михалков, в последних своих фильмах апеллирует ко всё более удобоваримой образной системе, с Германом происходит обратная эволюция. В 'Хрусталеве' он максимально игнорирует привычные методы сюжетосложения, вызывающие сопереживание. Смотреть этот фильм как 'Утомленные солнцем' не получится, поскольку он больше похож на параноический бред, или на ночной кошмар, а ситуации определяет совсем не драматургия или актерская игра. Здесь аккумулируется энергия, если и имеющая аналоги, то, скорее с 'Андалузским псом'. Это дискомфортное кино, вне зоны удовольствия, которое приходится заставлять себя смотреть. 'Хрусталев' не социальная диагностика, а именно фантасмагория, навеянная ужасом авторской памяти, состояния, которое Герману некогда пришлось пережить. Потому-то этому фильму так трудно быть соавтором, в него проблематично встроиться и найти адекватный отклик. Эмоциональная память не желает включаться. Яростный тоталитарный пафос ленты оказывается сродни той эпохе, о которой ведется 'рассказ'. Понятно, что переваривать и превращать его в собственный внутренний опыт мало кому захочется: акт этот будет сродни мазохизму. Каждый шаг здесь - продвижение в неизвестное: нелинейная драматургия, перенасыщенность реквизитом, нагромождение людей и деталей. А беспрерывный речевой поток не помогает и не дает ключа к развитию действия. Более того, речь выступает тут, скорее, в качестве фона - шумов и звуков, которые в отличие от слов гораздо лучше слышны и более внятны. Сознательная дезорганизация внимания и полное пренебрежение традициями киносложения, когда все «ненужное» выглядит гораздо эффектнее, нежели ключевые атрибуты сюжета, - вот суть новой, неприятной, но завораживающей поэтики Германа. С героями в 'Хрусталеве' вообще невозможно идентифицироваться. Кленский - это не столько офицер медслужбы, сколько паяц, впрочем, как и все здесь - через одного. Но в мире бредового абсурда именно так и принято – кривляться и переигрывать. Ибо «страна уже давно находится в трансе». В бескрайнем государстве, с забитыми до отказа коммуналками, бараками, вагонами, торжествуют животные рефлексы… «Апофигей» физиологической условности – это когда цирк и крематорий вполне могут совмещаться под одной крышей. И все же жизнь побеждает тут, несмотря ни на что. Пожалуй, не было у нас до сих пор более точного физиологического портрета России конца тоталитарной эпохи. Герман предложил густой замес из Кафки, Брейгеля, Достоевского, Гоголя, Блока, Феллини и даже братьев Маркс... Неуверенность создателя: 'А понятен ли фильм?', - была не случайной. Кому-то может показаться, что результат оказался мельче уровня затрат и авторских амбиций, ставших особенно заметными после болезненно переживаемого Каннского провала, в общем-то, вполне естественного. Мотивировки поступков персонажей загадочны даже для русской публики, хотя умозрительно их можно объяснить. Но 'Хрусталев' - это не то интеллектуальное кино для продвинутых любителей разгадывать ребусы а la Ален Рене. Здесь из хаоса шумов и взбалмошного визуального ряда должны родиться эмоции, которые нельзя рационализировать. Но эмоциональное включение все-таки не может не возникнуть, особенно в сценах насилия, иногда запредельных в своём деструктивном безумии. Будь-то прелюдия глумления, когда «организованная органами» шпана начинает задирать до той поры неприкосновенного генерала, или же апофеоз унижения, когда в промерзлой машине с надписью 'Советское шампанское' Кленского насилуют дебелые уголовники, получающие животное наслаждение от ритуала опускания. Разорванный анус… Улепетывание прочь на карачках… Голая задница в снег… Голова – в прорубь... Такую сцену вряд ли смог бы поставить потомственный интеллигент, знающий жизнь только по папиным книжкам. Россия по Герману - это извечная невозможность избежать страданий, ибо величие и унижение тут неразрывно «держатся за руки». В финале поезд, где правят бал жулики, уносит в неизвестное далёко теперь уже вагонного проводника Кленского, все такого же клоуна по натуре, держащего на голове к удовольствию окружающих стакан с бормотухой. Похоже, он понял, что освобождение в аду может быть только таким. Либерти!

Я давно слышал про фильм «Хрусталёв, машину!». Слышал разное: кто-то хвалил фильм, говоря, что он показывает ужас сталинских репрессий. Кто-то называл его мерзким и лживым. Я откладывал его просмотр долгое время, а посмотреть решил, когда узнал, что этим фильмом вдохновлялись создатели фильма «Смерть Сталина». И мне стало интересно, что в этом фильме такого, что им вдохновлялись зарубежные кинопроизводители? По итогам же. Знаете, я киноман с 9-летним стажем и много смотрел фильмов из разных стран, разных жанров, но это был в первый раз, когда после просмотра мне захотелось принять душ из святой воды и отнести цветы на могилу Сталина, сказав: «Простите Иосиф Виссарионович, мы не ценили вас!». Вначале нам показывают, как чекисты, с матюками, арестовывают какого-то воришку. Зачем эта сцена? Кто этот воришка? Как это влияет на сам фильм? Неясно. Затем нас переносят в какую-то коммуналку с её жителями, и начинается настоящий кошмар. Я бы рассказал, о чём сюжет, но я вообще ни черта не понял, сам. Что в этом фильме происходит? В течение двух с половиной часов нам просто показывают жизнь каких-то людей, которые ходят и что-то делают. При этом снято всё максимально мерзко и блевотно. Люди тут собачатся, ругаются друг на друга, разговаривают все вместе, так что невозможно ничего разобрать; пляшут, поют, орут, матерятся, скачут, носят кастрюли на головах. А в некоторых сценах они даже не говорят, а просто кривляют морды друг другу, харкают друг другу в лицо, хватают себя за гениталии. И как же это всё отвратительно, но при этом скучно и вообще бессмысленно! Знаете, как выглядит типичная сцена «Хрусталёв, машину!»? - Главный герой, генерал приезжает в больницу. За ним несётся оголтелая и орущая толпа персонала. Они входят в палату. Генерал замечает своего двойника, но его это не смущает. Они вместе курят, пьют, ржут, дерутся. Параллельно генерал орёт на всех и все орут на него. И то всё происходит в одной комнате, одним планом, в течение 6 минут. - К дому генерала приезжают чекисты. Один из них спрашивает мальчика за забором, есть ли папа дома? Мальчик в ответ хватает себя за пах и корчит рожу. Чекист корчит рожу в ответ. Потом показывают, как другие два чекиста кого-то мутузят на капоте. - Генерал идёт по улице. Бубнит: «Ехал чижик через реку, в генеральской шинели». Суёт голову в сугроб. Снова бубнит. - Ещё есть сцена как бухой генерал поит коньяком собаку, а потом кормит её изо рта. Сцена такая мерзкая, что я ждал, когда генерал уже снимет штаны и изнасилует эту собаку? Вообще в течение всего фильма я ждал, когда уже все герои этого «шедевра» (включая детей и собаку) соберутся в одной комнате, разденутся, обмажутся собачьим дерьмом и устроят групповую оргию? Просто по атмосфере фильма именно этого и ждёшь. - А ещё нам покажут сцену мужского изнасилования. И не закадрово как в «Беспределе», а крупным планом, смачно, со звуком, несколько минут. - На десерт, нам показывают умирающего Сталина, который тут изображён полусгнившим сморчком. И проблема не в том, что Сталин умирает не так как в реальности, абсолютно. А в том что он пердит! Я серьёзно. Сталин тут болен каким-то вздутием на животе. Генерал нажимает ему туда, после чего Сталин громко, со звуком пердит, так что стоящий рядом Берия зажимает нос от вони. Вот так вот изображён человек, который сделал СССР сильным, могущественным и опасным и который вручал премии отцу режиссёра. И поймите, я не против мерзости и натурализма в кино. Вопрос в том, для чего его показывают. В «Калигуле» 1979г. мерзости показывали для демонстрации, как абсолютная власть развращает человека. В «На дне» Горького с помощью подобной ругани показывали жизнь опустившихся на дно люмпенов. В «Дураке» Быкова с помощью озлобленности населения показывали тяжёлую жизнь провинциального города, который пожирает коррупция и равнодушие. А в «Хрусталёв, машину!» для чего все эти мерзости и абсурд? Что они показывают? С таким вопросом я вышел в интернет. И оказалось, что всё происходящее на экране это результат не того что сценаристом был маньяк-извращенец, а то что режиссёр Алексей Герман специально решил так показать страну. Вот цитата из его интервью: - Мы - изнасилованная, опущенная страна… царями, большевиками, Лениным, Сталиным, Хрущёвым, обещаниями. Я просто в шоке от услышанного. То есть на такие фильмы мы променяли СССР с его идеализированным, но кино, которое учило нас, что наша страна лучшая. На фильмы, которые показывают нас изнасилованными и животными. То есть вот так режиссёр Герман видел Россию, её историю, культуру, народ, а следовательно и людей, которые хвалят данный опус. Для Германа, Россия – это не великая держава, которая спасла мир от Наполеона и Гитлера. Не страна, которая первая покорила космос и построила первую АЭС. Не родина Суворова, Чайковского, Толстого, Пушкина, Жукова. Не страна, подарившая миру лучших композиторов и писателей. Нет, для Германа Россия – это одна огромная палата №6 психушки Кащенко, которую населяет тупое, пьяное, озлобленное друг на друга, оскотинившееся быдло. Интересно только, а себя Герман к этому быдлу относил или считал, что он выше паствы? Вывод: Как я сказал, я смотрел много фильмов. Я видел американскую русофобную клюкву 80-ых (Красный скорпион, Красный рассвет); я смотрел советскую перестроечную чернуху (Людоед, Покаяние); я смотрел современные американские фильмы про Россию (Красный воробей, 5 дней в Августе); я смотрел современные покаянские российские фильмы про войну (Утомлённые солнцем-2, Штрафбат, Зулейха). Так вот с учётом увиденного, заявляю, что «Хрусталёв, машину!» - это самый мерзкий, отвратительный, блевотный, тошнотворный, русофобный фильм, который я когда-либо видел. И снял его режиссёр, который ненавидел свою страну и презирал свой народ. И ладно, что иностранцы его хвалят, им то в радость посмотреть на тупых русских. Но у нас то оценка этого фильма 7.5! Интересно те, кому понравился этот фильм, ассоциируют себя с тем быдлом, коим выставлены его герои? Или они скажут: «Ну, это не про нас. Это про этих там». И поймите, я не против разоблачения пороков сталинской эпохи. Только в фильме нет никакого разоблачения. Здесь не высмеиваются культ личности, антисемитизм, необоснованные аресты, шпиономания. Нет, в этом фильме просто тупое быдло скачет со стаканом на башке, под лозунги «Мы - изнасилованная страна». 1 из 10

После просмотра 'Трудно быть Богом' я перестал сомневаться в 'гениальности' 'великого гения кинематографа' Алексея Германа. Но потом я узнал, что есть еще более ранний плод 'гениальной' мысли 'непонятого патриота'. 'Хрусталев, машину' - вышедший в 1998 году и если это гениальный фильм о трудностях жизни народа в тоталитарной стране и семейных проблемах и ценностях, то фильм 'Взвод' - убойная комедия, 'Крестный отец' - ситком на уровне 'Бруклин 9:9', а 'Аэроплан' - сложная и тяжелая драма и войне. Читаю я положительные рецензии и диву даюсь. Может я чего-то не понимаю... Может я вообще не так живу... Наверное, надо брать у богатых и отдавать бедным, а таким как эти 'любители гениальности' давать по морде... Ой. Не туда унесло. Перед анализом сего несуразного трэшака приведу цитату из интервью Алексея Германа. - 'Мы - изнасилованная страна. Мы - опущенная страна. Это необъяснимо но мы - опущенная страна. Царями, большевиками, Лениным, Сталиным, Хрущевым, обещаниями, бедностью... Мы - опущенная страна!' Сам фильм рассказывает о... Эм... Как бы правильно сказать... Моральные уроды - вот о ком этот фильм. При всем том - и дети и взрослые - все, поголовно. Удивительно, как СССР стал супердержавой, как восстановился после такой страшной войны, как в нем рождались и выростали светлейшие умы человечества... Как? Если Герман показывает сплошь уродов, идиотов, извращенцев и нелюдей! Ну а потом случилось то, что повергло меня в шок! И вот почему - отец Германа - Юрий Герман - известный советский поэт и сценарист, лауреат Сталинской премии II степени! И вот, что происходит - в фильме есть семья в которой периодически бывает главный... урод фильма. В этой семье творится следующее - сын - дегенерат, гопник и редкостная тварь, отец - пьяница и кретин, избивающий жену, служанка - тупая баба, а их бабушка - и вот тут внимание - самоудовлетворяется палкой советской колбасы!!! КАРЛ!!! И нет - я не шучу! Нет! Это на полном серьезе снято и сыграно. И самое прекрасное напоследок - вот, что Герман сказал о фильме, а конкретно - об этом отрезке: - 'Это - наша семья. Папу моего никто никогда не арестовывал. Там первая половина - просто воспроизведена наша семья. Домработница Надя, шофер Коля, я, мама... Ну просто - как мы жили.' Что я понял - режиссер (если так можно выразится) позиционирует свою семью и себя лично как стадо дегенеративных личностей, которых эволюция обошла стороной. И себя - человека, который снимал при той же власти, которая всех опускала. И отца - человека, который писал при той же власти и который, к слову, пережил 30-ые годы (если Вы понимаете о чем я). И то, что муж бьет жену, а прислуга участвует в этом. И то, что бабушка озабоченная хуже, чем Альдо из 'Шпиона'. Да на фоне этих людей все герои 'Американской истории ужасов' - ангелы Божьи. Окей, что там у нас с сюжетом. А там у нас черная дыра. Ибо сюжета нет. Есть просто набор действий - кто-то куда-то пошел, кто-то кого-то убил, кто-то кого-то... изнасиловал... да... Вот какое теперь понятие гениальности. И что меня больше всего удивляет - под фильмами типа 'Горбатая гора', 'Молитвы за Бобби', 'Сегодня я пойду домой один' и т.п., я вижу больше негативных комментариев и рецензий, в которых моралофаги, различных лэвэлов, распинаются о пропаганде гомосексуализма и разврата, и осуждают западный кинематограф за это. Но вот в чем смысл - подобные фильмы чисты. Чисты ибо в них нет ни тоталитаризма, ни моральных уродов (даже если и есть - до уродов этого фильма им очень далеко), ни грязи, дерьма и извращений - нет. В них есть любовь, драма, человеческие отношения, человечность и мораль. Эти фильмы учат пониманию и ненужности предрассудков. А чему учит 'Хрусталев, машину'? Что он показывает? Что преподносит зрителю (нормальному)? Смотрите - вот как было плохо при СССР! Расстреливали всех, убивали, насиловали прямо в едущих машинах! Посмотрите на Берию - страшный, толстый, словно сошедший с страниц произведений Лавкрафта - нелюдь, нечеловек, адское отродье! Смотрите - вот она - опущенная страна! А смысл? А сюжет? А логика? А сценарий? А актерская игра? А качественная картинка? Монтаж? Операторская работа? Музыка? Где это все? А этого нет. Есть Юрий Цурило - человек, которого я после этого фильма даже в оскароносной драме не смогу воспринимать. Его персонаж - калейдоскоп всего отвратительного что только может быть в человеке. Играет он аутентично. И скажите на милость - зачем такой персонаж нужен? Что он олицетворяет? Чему он может научить? Быть может он сквозь пули и бомбы нацистов пытается спасти рядового Райана? Или он ради семьи готов пойти на все? А может он - полицейский, восставший против коррупции и мафии? Или преподаватель английского, наставляющий студентов на путь истинный? Нет. Он - человек, которого хочется ненавидеть и презирать. Более отталкивающего персонажа, даже среди самых отъявленных злодеев кинематографа стоит поискать. Техническая часть фильма очень плоха. Операторская работа, монтаж, музыка - все на очень низком уровне. О качестве картинки я вообще молчу. Такое вот оно - 'гениальное кино' о тяжелой жизни в СССР в 1953 году. Прямо Хроника смутного времени... смутного советского времени. И ведь находятся те, кто в это верит! Кто считает это гениальным, достойным уважения, классикой!!! На деле же, 'Хрусталев, машину' - глупый, дешевый, никчемный, идиотский, унылый, абсурдный, нелепый, трэшевый артхаус. Худший фильм из всех, что я видел. В результате мне интересно только одно - причислял ли Алексей Герман себя к тем, опущенным всеми или же 'мэтр, классик и поэт' был 'чист душой и телом'? Думаю, ответ очевиден. 1 из 10

Я не знаю, что и как должен снять сегодня Герман, чтобы ценители сказали: «Алексей Юрьевич в своей «Истории Арканарской резни» значительно продвинулся в совершенствовании своего новаторского киноязыка, мы видим новые горизонты»… Мне думается, что после «Хрусталёва» найти какую-то новую, ещё более великую вершину, почти невозможно. Эверест! Я смотрел эту картину раз 10, не меньше, и каждый раз находил в ней нечто новое, то, что раньше не понял, не заметил. Думаю, что при первом просмотре обычный зритель вообще мало что поймёт. Это рассказ об… устройстве ада. Только это не тот ад, который представляют себе христиане — нечто жаркое, огненное, с кусками серы, падающими сверху, с грешниками, которых варят черти в котлах. Ад Германа — холодный, занесённый сугробами, серый, — да-да, именно СЕРЫЙ; в нём и ночь серая, и день! — там небо похоже на раскисшую мартовскую дорогу, а дорога похожа на кривоватый и косоватый никакой город, а в городе том люди — или черти? — и люди эти не говорят, а бормочут что-то, кажется, что все они разбежались из разбитого бомбой дурдома, на их искажённых, уродливых, как на офортах Гойя, лицах нет ни страха, ни любви, ни ненависти, но… какое-то особенное выражение; может быть смирения? Понимания невозможности ИНОГО мира кроме этого их ада, который и есть Вселенная? Одна единственная, без множественности, без возможности бегства во что-то иное! И в этой адской Вселенной нет ни зла ни добра, тут ты сегодня генерал, сегодня у тебя власть и сила, сегодня ты можешь сколько угодно кромсать скальпелем мозги бесправных подневольных солдатиков, брать всё, что шевелится, быть одним из самых могущественных бесов, а завтра… завтра тебя бьёт палками («а ведь ходил в дамках, и в каких ещё дамках!») и ногами на грязной станции местная малолетняя шпана, местные дьяволята; завтра тебя имеют во все возможные места, предварительно расширив их черенком лопаты, фиксатые уголовники; завтра ты можешь легко попасть в чертоги местного Главного Беса, в обитель самого Сатаны, и этот Сатана сдохнет на твоих глазах, испустит дух и последнее своё дерьмо, пачкая простыни, и ты увидишь, что его былое величие, как и его сегодняшнее ничтожество, ничем от твоих не отличаются; и ты и он, и эта вохра в полушубках, и эти чертенята на станции, и эти евреи со своей жалобной «тумбалалайкой», и этот истопник с разбитой ни за что мордой, и этот неведомый Хрусталёв, и все-все, в сущности, одно и то же. Обитатели ада. И мученики и мучители… Одновременно… Этот фильм — страшный сон автора, его морок, его галлюцинация. Так он помнит то время. Имеет право, ведь ему тогда было уже пятнадцать. И имеет право экранизировать свою ненависть и к тому времени, и к тому миру, и ко всему остальному. Это его ЛИЧНЫЙ взгляд! Я категорически не согласен с таким взглядом. Но я признаю, что этот взгляд — взгляд гения! И я признаю, что фильм «Хрусталёв, машину!» — самое значительное на сегодняшний день кинопроизведение постсоветской России!

В поисках глубокого смысла на мелководье, близорукие критики, дети 'Генералов песчаных карьеров' и сотрудников ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ, прочих партийных так и остались детьми любящими страшилки! Множество деталей фильма просто надуманно, сгущение красок на протяжении всего фильма, отличительная черта Германа, именно благодаря этим качествам его фильмы производят впечатление на зрителя! Бежал чудом уцелевший генерал, именно бежал, по той же причине, что и один из охранников Ленина держал у двери узелок, так как он знал о том что его бывшие коллеги сгинули в подвалах Лубянки, 'бежать в народ', означает податься в бега еще со времен царской России. Но куда мог сбежать человек в звании генерала, с учетом того что он на службе и фактически это дезертирство, а это уголовная статья! Да и потом кто поверит, в то что Берия мог кого то отпустить?! Наверно только тот у кого из родни ни кто не сидел! Что это за нелепая история с двойником?! Видимо навеяно временем, подобные темы были популярны в 80 - 90 годах прошлого столетия разумеется, одни связывали это с органами другие придавали этому мистический оттенок, а некоторые умудрялись увязать это с НЛО. Случай, при конвоировании, когда генерала употребляют в качестве полового партнера группа заключенных, один из примеров суровости режиссера, а заодно и несостоятельности, за мужеложство была статья, так что могли и накинуть, 'банду', 'группу' ни когда не перевозят вместе, будь то 'грабители' или 'педрилы', основой Советской уголовной доктрины было, разделяй и властвуй, впрочем её тоже позаимствовали, вопреки фантазиям режиссера, не все зэки педики или готовы опускать по тому что для этого нужно что бы половой член вставал на мужиков, за подобное можно нечаянно сесть на перо, а 'легенду о анальном зондировании', распускают представители органов, дабы сделать на следствии по сговорчивее, к примеру выбить нужные показания, угрожая посадить в камеру к петухам или шепнуть что ты сидишь за изнасилование несовершеннолетней, это почти тоже самое что шепнуть, что любишь мужиков! В квартире генерала, не могло быть антисоциальных элементов, потому что это уже было основанием для его задержания или разжалования, в квартире папы Германа могли быть, а у генерала не могли быть! Да и между прочим, логичным завершением картины, была бы жуткая смерть генерала от рук сокамерников, вместо надуманной нелепой свободы. Несмотря на сюжет и прочее, актеры, такие как Цурило показали себя профессионалами, достойными представителями своей профессии, к несчастью для нас нынешнее поколение актеров оставляет желать лучшего. Сама по себе картина представляет, фантазию на тему истории или ночной кошмар, российского мастерка ужасов Германа. 4 из 10 Печально, что Российскому кинематографу больше и показать нечего, одни драмы да ужастики!

'Хрусталёв, машину!' - фильм, который назвать кинематографически стандартным полотном никак нельзя. На первый взгляд, после просмотра, он кажется сплошным гобеленом, в котором босховскими мазками вырисованы переходящие друг в друга события из жизни вроде и знакомой человеку, более-менее знающему, что такое Советский Союз, но в то же время настолько безумные и странные, что в них эстетике и наружности просто теряешься. Калейдоскоп из какофонии звуков, голосов, напевов, ругательств и прочего-прочего погружает зрителя в себя, никак не давая отвести взгляд, когда по привычной манере автора живущая непосредственно рядом с героями фильма камера акцентирует внимание на каком-либо персонаже, тогда как тот через призму времён и расстояний смотрит на зрителя. Смотрит с улыбкой, или укоризной, или вопросом, смотрит совершенно по-разному, но всё время будто узнавая. И ведь так не должно быть - но так есть. Таким образом зритель чувствует мир героев, чувствует самих героев, словно сам оказывается в гуще событий, пытаясь через скованный угол обзора линзы рассмотреть всё, что происходит вокруг, услышать всё, что происходит вокруг, запомнить всё, что происходит вокруг... Однако ведь ничего не получается. Потому и столь огромный сумбур имеет место быть после просмотра. Банально невозможно долгое время выйти из этого странного и в то же время неимоверно правдивого мира. В ушах стоит переливающийся тембр многоликой толпы, а в глазах окружающая среда не желает перекрашиваться ни в один иной цвет, кроме черно-белого монохрома. И зритель сидит, будто покинутый, будто оставленный на незнакомом перроне ребёнок, стараясь прийти в себя и попытаться-таки понять, что сейчас произошло. И только спустя время, а также, вполне возможно, спустя повторное ознакомление с фильмом, все точки над 'i' находят свои вроде бы закономерные места. Прослеживается доселе нечеткая сюжетная линия, в которой видны полностью обоснованные мотивации, а следовательно и поступки. Фильм раскрывается по-новому, именно как фильм, визуализация некого сценария, наполненного конфликтами и имеющего трехактную структуру, с привычным катарсисом зрителя и главного героя в конце. Однако впредь смотреть его как стандартный кинофильм не выйдет: он уже окунул в себя, познакомил со своей неимоверно тщательно воссозданной только-только начавшейся послесталинской эпохой и людьми, внутри её существующими, словно сателлиты чего-то масштабного, чего-то не до конца ведомого им. Они безвольно болтаются на волнах не останавливающейся Леты, лишь изредка пытаясь что-то как-то изменить. Однако по всем канонам Андрея Тарковского цикличность истории и временного промежутка внутри фильма дарует бессмертие и ему и, следовательно, всем внутри его находящимся людям. И тут особенно важна вовлечённость зрителя в действо, снятое Алексеем Германом, ибо как только зритель окончательно погряз в данной истории, в данном мире - он тоже становится частью этого способного перманентно повторяться цикла. И это необыкновенное чувство. Его не описать через призму эмоций от иных кинолент. По крайней мере, я так сделать не могу, ибо не получается вспомнить некий иной фильм, подобный этому. Можно назвать 'Мой друг Иван Лапшин' того же Германа, но в нём режиссёр ещё не настолько сильно вовлекает зрителя в происходящее. Да – тоже отнюдь неслабо, но не так. Это, знаете, ошибка, возникающая при невозможности сравнения: когда считаешь, что сильнее быть не может, потому что чего-то сильнее не знаешь, однако потом узнаёшь и, бах, - всё, понимаешь, как был не прав. Именно так у меня с 'Лапшиным' и, вот, 'Хрусталёвым'. Фильмы схожие - бесспорно. Более того, киноязык Германа пусть и претерпел неимоверно сильные изменения со времен того же 'Седьмого спутника', всё равно некоторые элементы ещё с тех далёких времен узнаются, а потому говорить о схожести этих двух лент вовсе не приходится. Однако, всё равно, каждый новый фильм Германа - это, в первую очередь, не столько новый эксперимент и опыт для зрителя, сколько, мне кажется, новый опыт и эксперимент, попытка выразить всё именно так, как глаголет многотысячный хор идей в голове, для автора. И потому каждый фильм - незабываемое зрелище. Оно может быть странным, нечетким, сумасшедшим, вполне нормальным и привычным - любым. Но оно никак не оставляет без эмоций, никак не проходит бестелесным челноком по разуму и памяти. Потому, кстати, даже немного страшно представить, что преподнесёт последняя работа автора. Но, на данный момент, именно этот фильм, пожалуй, для меня, является самым необычным, запутанным и в то же время манящим, увлекающим в себя видением. Оно не забывает о развитии истории, развитии персонажей, главный из которых, генерал Юрий Клёнский (Юрий Цурило), между началом истории и концом преобразовывается так, что узнать этого человека после 2-ух с лишним часов почти нельзя. То есть оно не забывает о сюжете, вместе с тем с щепетильностью раскрывая бытность тех давно прошедших лет. Передавая философию и идеи через декорации, через частицы истории, которые, вместе с непременно существующими внутри данного мира персонажами, Герман вовлекает в кадр. И ввиду множественности, необъятности этих частиц, мелких вкраплений, каждый эту философию, мысль найдёт для себя сам. P.S. Спасибо за внимание.

Для тех, кто не знает — названием фильма стала легендарная фраза Лаврентия Павловича Берии, которая, якобы, прозвучала в момент смерти Сталина. Если такое название, по вашему мнению, предполагает, что фильм будет посвящён именно этим событиям (смерти Сталина, последовавшей за нею борьбе за власть в советской элите, аресту, обвинению в измене и казни Берии), то вы ошибаетесь. С Германом всегда всё непросто, и кажущиеся логическими выводы по поводу его картин (как до и во время, так и после просмотра) чаще всего являются ошибочными. Нет, в картине появятся мельком и Берия, и Сталин (последний в очень неприглядном виде), но они будут лишь символами ненавистного режиссёру советского прошлого, а не значащими что-либо для сюжета персонажами. Лента — это крепкий забор для всех желающих вернуться в Советский Союз, в него они упрутся, если вдруг двинутся в обратном направлении. А похабный рисунок на этом заборе должен, по-видимому, показать, насколько сильна/страшна/бесчеловечна/унизительна система, которая перемалывает «лучших из лучших» — ярчайший кошмар либерала, воплощённый в явь в этом фильме-сне. О главном герое — это военный врач, генерал по чину, проживающий свою судьбу в сталинской Москве. О Москве «Хрусталёва…» нужно сказать отдельно — чёрно-белый, унылый и тоскливый мир-видение, мир-грёза, туманное воспоминание рассказчика, голос которого время от времени вторгается в повествование. Этот голос отстраняет зрителя от происходящего, возвращает его обратно в реальность из гипнотизирующего мира демиурга-Германа. Чтобы не сгинуть где-то там, в туманных коридорах подсознания покойного режиссёра, надо себе напоминать о том, что всё происходящее на экране — это рассказ. Рассказ того, кто вырос в этом измерении, того, кто создал его лично — это мир восприятия ребёнком той эпохи, того времени. Его (вероятно, что самого Алексея Юрьевича) ощущения, его полуразмытые видения, возвращающиеся каждую ночь и заставляющие в поту просыпаться. Рассказчик (альтер-эго режиссёра) — сын главного героя, который хочет рассказать, честно и беспристрастно о своём детстве, что, конечно, невозможно. Невозможно быть беспристрастным, когда отца-генерала объявляют «врагом народа» и арестовывают. Как проходила жизнь семьи «врага народа» мы не увидим, камера будет беспристрастно и очень внимательно следить за злоключениями его самого. При всём эпическом размахе путешествия духа (сломленного и воскресшего, познавшего самое дно земного существования, ушедшего в безвременье железно-дорожной станции и обрётшего там гармонию), само действие, по-германовски избыточно насыщенное деталями (посторонними звуками, перегружающими кадр предметами, второстепенными персонажами — всем этим кинематографическим «белым шумом»), по времени условно умещается в несколько дней, и происходит в условном пространстве страны-коммуналки, одновременно являющейся и общежитием, и лечебницей для душевнобольных, и тюрьмой, и автомобилем (ЗИМом, «воронком», автозаком), и поездом. Черно-белая картина длится два с четвертью часа (всё ближе подбирается режиссёр к трёхчасовому «Трудно быть богом», следующему и последнему своему фильму), погружая зрителя в фантасмагорию, одновременно напоминающую картины Босха и Брейгеля, документальную хронику, а абсурдистские миры Булгакова, Хармса, Кафки и Джойса. Но, несмотря на то, что эти сравнения, в принципе, справедливы, они, в то же время, неверны: этот мир создан одним творцом, имя ему Алексей Герман. ПС: Удивительно, но на премьере в Каннах в 1998 году эта картина любимого европейцами Германа с треском провалилась. Зрители толпой бежали с показа — даже тамошняя публика оказалась в то время ещё не готова к такому бескомпромиссному, сюрреалистическому и натуралистическому, «антигуманистическому» (так о нём писали в газетах) высказыванию. Понадобилась пара лет, чтобы «Хрусталев, машину!» в итоге признали выдающимся произведением киноискусства (видимо, доросли). С «Трудно быть богом» так ошибаться не стали — и уже заранее, задолго до премьеры, назвали его великим.

Рассказы о тусовочке «творческой интеллигенции» всегда вызывали у меня двоякое чувство. С одной стороны, люди, работающие в одной сфере, очевидно не могут не быть знакомыми. С другой стороны, не верилось, что они могут откровенно подыгрывать «своим». Увы, ситуация вокруг... фильма... «Хрусталёв, машину!» расставила всё по своим местам. ??? Во-первых, хочу отметить, что невозможно критиковать фильм за антисоветизм, русофобию, карикатурность и так далее. Данный кусок контента является бессвязным бредом: а можно ли вычленять из бреда отдельные куски, чтобы на них обижаться? Во-вторых, нельзя называть данное простигосподи фильмом. Как минимум, потому что фильм – это история, в которой присутствуют завязка-история-развязка. В убожестве Германа нет ни-че-го. Перед нами набор бессмысленных образов. Ярких и эмоциональных. Но знаете, в чём суть? Даже фотография может рассказать историю – за счёт внутренней связности. В «Хрусталёве» бессвязными оказываются даже фразы в ОДНОМ предложении ОДНОГО персонажа, идущие ПОДРЯД. В 99% случаев. Диалоги между персонажами выглядят как два параллельных потока слов. При этом они никоим образом не сочетаются с действиями персонажей. Да и сами действия не следуют одно из другого. Зато засунули сцену изнасилования, которая по совокупности, с учётом знакомства с гомоЗеками, занимает ДЕВЯТЬ минут экранного времени. Это попытка снять гей-порно с подводкой на 2,5 часа? ??? Возвращаемся к критикам. Тут упоминали провал в Каннах. У меня вопрос: а жюри Каннского фестиваля – тоже «ничего не понимающее быдло, которое просто не доросло для понимания величия Германа-творца»? Потому что зрителей, критически высказывающихся об этом куске контента, так называемые профессиональные критики никак иначе не называют. А вот когда этот мусор выиграл сразу ШЕСТЬ номинаций на премии «Ника» в 2000 – это что? Вопрос ко всё тем же «профессиональным критикам»: какой фестиваль более достойный, умный, прогрессивный, объективный – Каннский или «Ника»? Вопрос риторический и в качестве лирического отступления. Предыдущим абзацем мне просто хотелось проиллюстрировать, насколько лицемерно сообщество, нахваливающее фильм «Хрусталёв, машину!». ??? Герман изобрёл формат коротких роликов до того, как придумали TikTok. Яркие образы, ор, шум, бессвязный бред, – и всё это идёт подряд. Чем не лента роликов из соцсети? ...вот только почему это должно считаться фильмом? ...вот только почему это должно обходить «Ворошиловского стрелка» по числу наград? ...вот только почему ЭТО получает похвалу ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО от «профессиональных критиков» и прочей самопровозглашённой РоСсИйСкОй интеллигенции?

Перед нами предпоследний фильм режиссера Алексея Германа, который снимал его на протяжении 8 лет. Сие кино из себя представляет ужасное зрелище. Давайте узнаем почему. Сценарий в этом фильм якобы есть, но понять его очень трудно, так как Герман придавал большое внимания мелочам и уходил от сюжета очень далеко. Фильм повествует нам о военном враче - генерале Кленском. Однажды в больнице он видит своего двойника и догадывается, что скоро кровавая советская гэбня арестует его. Он пытается спрятаться, однако его находят и действительно арестовывают... Стоит сказать, что в фильме у Германа нет ни одного адекватного персонажа. Все вопят, агрессивно себя ведут, говорят всякий бред, который понять не представляется возможным. Сам главный герой тоже ведет себя довольно странно. Такое ощущение, что у него вялотекущая шизофрения. Он то спокоен и рассудителен, то орет и неадекватно себя ведет. И вот этот вопль душевнобольных персонажей показывают все два с половиной часа. И когда кажется что хуже этого ничего не будет, то зрителя ждет бонус - изнасилование главного героя зэками. Сцена вызывает мерзость и отвращение даже у матерого зрителя, который повидал очень много чернухи. Такое 'кино' я не пожелаю даже врагу смотреть.

Как-то в школе я читал роман Чернышевского 'Что делать?'. Один из его колоритных героев, ригорист Рахметов, активно занимался саморазвитием, включающим духовную, интеллектуальную и физическую составляющие. Так вот, в книге есть сцена, когда Рахметов с удовольствием читает одно из последних произведений Ньютона с его рассуждениями об Апокалипсисе. Как говорится в книге, Ньютон ко времени написания данной работы был уже слегка безумен, поэтому читать его размышления об Апокалипсисе было тоже самое, что есть стекло с песком. Но Рахметову было вкусно... Посмотрев 'Хрусталев, машину!', я понял, что имел в виду Чернышевский. Безусловно, снять подобное мог только Гений, подобный Сальвадору Дали или Пикассо, тут спору нет. Вопрос, насколько это способен воспринять обычный человек, и насколько форма подачи соответствует содержанию, идеям и смыслу, который пытается донести режиссер. Эта гениальная картина по тому, как встают колом мозги от ее просмотра, сродни парадоксальным коанам (историям) дзен-буддизма, где за причудливой, парадоксальной и наполовину безумной формой скрыта суть этого учения. Понять суть дзенских коанов методами формальной логики невозможно. Вот и понять данный фильм Германа традиционными методами также нереально. Органы чувств протестуют, нервная система идет вразнос, мозги отказываются работать, но при этом с первых кадров понятно, что ты имеешь дело с творением Гения. Чувства настолько противоречивые, что описать их невозможно. Безусловно, картина очень полезна молодым режиссерам и актерам. Искусствоведы могут найти в ней бездну смысла, которого действительно в ней сокрыто много. При этом простой зритель просто умрет через 30 минут после начала просмотра, либо рискует сойти с ума к концу картины. Очевидно, что очень немногим нужен и будет полезен этот фильм. Большинство покрутит пальцем у виска и будут по-своему правы. Несмотря на это, шедевры такого уровня обязаны время от времени рождаться, так как выход за рамки привычных стереотипов в искусстве, даже высокохудожественных и доказавших свою значимость периодически просто необходим.

Сей непонятный, скучный и местами мерзкий опус некоего «непонятого гения» отечественного кинематографа в общих чертах являет собой результат перенесения на чёрно-белую плёнку бессюжетного сценария. Есть одно неблагозвучное слово, вошедшее в обиход русскоязычного Интернета, которое как нельзя точней подходит для того, чтобы кратко, ёмко и метко охарактеризовать «фильм» «Хрусталёв, машину!». Слово это – «высер». Да-да… к сожалению, причудливая и непредсказуемая вселенная кино порой попросту вынуждает её критика прибегать к подобным грубым эпитетам, дабы дать подходящее определение некоторым из её представителей. Ну что поделать. Вселенная дуалистична: где есть прекрасное, там найдётся место и его противоположности. В фильме де-факто отсутствует прослеживаемый сюжет. Вроде как, приблизительно известно время действия картины – начало 50-х годов. В качестве её главного персонажа мы видим некоего генерала-медика (не то терапевта, не то психиатра) или кого-то из его двойников. Генерал живёт в какой-то не то коммуналке, не то общаге. С ним живёт некий мальчик, вроде как, его сын, от чьего имени очень редко голос за кадром напоминает зрителю, что он, зритель, зрит кино, а не бессодержательное чёрно-белое реалити-шоу. Вот, собственно, и всё. В картине довольно много других, с позволения сказать, «персонажей». Кого-то из них играют даже небезызвестные актёры. И самое обидное, что актёры действительно стараются выдавать нормальную игру. Вот только на фоне общей бессюжетности фильма все их старания проходят впустую. По сути, все персонажи неинтересные, даже те, которые, судя по их ужимкам, претендуют на особое зрительское внимание к своей персоне. Но, вот только зрителю практически ничего не известно ни об одном из них: кто они? какова их предыстория? какова их связь между собой? чего они хотят? чего добиваются? о чём мечтают? чего боятся? что на каждом из них завязано? какое значение для сюжета имеет каждый персонаж? что от них зависит? и почему зритель должен уделить им своё внимание, наконец? Эти и ряд других зрительских вопросов так и останутся без внятного (да и вообще без какого бы то ни было) ответа. Зачем Алексей Герман снял в такой неусваиваемой манере этот (биографический?) фильм, остаётся загадкой. Не затем ли, что б попросту засвидетельствовать своё неуважение к зрителю, который непонятно зачем должен будет провести 2,5 часа своей жизни в этом германовском паноптикуме; неуважение к актёрам, вынужденным непонятно на что растрачивать свой талант; а также неуважение к самому себе, ввиду его творческой импотенции порадовать зрителя (и себя заодно) действительно чем-то позитивным, жизнеутверждающим, а главное, интересным, дающим заряд положительных эмоций и здоровую пищу для размышлений. Я могу ещё понять, когда в жизни даровитого художника, автора возникает период, когда хочется разродиться неким трэшем и тем самым выбросить свой негатив, снять напряжение. Чтобы затем создать по-настоящему что-то умное и, если не прекрасное, то, хотя-бы, симпатичное. А кого фильмы А. Германа сделали счастливей? Привнесли ли они хоть в чью-либо жизнь немного позитива и оптимизма? Так для чего он снял данный фильм в такой манере дурашливого реалити? Чтобы показать зрителю, в каком бедламе прошло его детство? Фильм «Хрусталёв, машину!» – унылая ода слабоумию и бессмыслице. Единственный плюс картины – это то, что её не стали делать в цвете, как криминальную фотографию с места жестокого убийства, дабы поберечь нервы присяжных. 1 из 10

Сложно подобрать верные слова, чтобы описать фильм выдающегося режиссера Алексея Германа. Повествование истории о сфабрикованном деле против генерала медицинской больницы Юрия Клёнского склонна к фарсу и чувству безумия, безысходности, в то же время отчетливо показывающая зрителю яркую, насыщенную картину Сталинских времён. Не сколько сложно подобрать слова, сколько сложно разобраться в повествовании сюжета автором фильма. Это усугублено динамичностью и быстротой диалогов персонажей, а так же и тем, что нам не 'разжевывают' происходящее на экране. Герман показывает, но не рассказывает. Преодолев сложность повествования киноленты, можно увидеть великолепный фильм, не побоюсь этого слова, один из самых необычных в мировом кинематографе. Сюрреалистическая трагикомическая драма о безжалостном времени в нашей истории, оставляющая под впечатлением за счёт убедительности и необычном подходе к подаче материала зрителю.

Автор этих строк впервые посмотрел «Хрусталев, машину!» около пятнадцати лет назад, когда фильм только вышел на DVD в России, и, видимо, это была телеверсия с плохим звуком, реплики героев разбирались с трудом. Лишь сейчас мне удалось посмотреть версию для зарубежного проката, отличающуюся от телеварианта не только хорошим звуком, но и монтажом (в частности подробной сценой «опускания» Кленского, от которой в телеверсии осталось лишь несколько минут), из-за чего «Хрусталев» вышел гораздо жестче, чем мне представлялось после первого просмотра. Можно сказать, что по-настоящему я оценил пятый фильм Германа только сейчас: это действительно максималистское модернистское высказывание, достаточно непростое по месседжу и формально изощренное. В частности мне никогда раньше не бросалось в глаза некоторое художественное родство авторских манер Германа и Муратовой, в частности в работе с массовкой, или как называла ее Кира Георгиевна, «варварской фактурой». Долгие планы-эпизоды, захламленные вещами пространства и одичалые, чрезвычайно агрессивные персонажи – все это, конечно, наследие «Астенического синдрома», без которого невозможно себе в полной мере представить эстетику «Хрусталева». Однако, взгляд Германа на вещи значительно мрачнее муратовского, предполагающего, как известно, разные виды использования комического, смягчающего суггестивный удар по зрителю. В «Хрусталеве» есть то, что можно считать «шутками», однако, их контекст столь замогилен, что, слыша их, нам становится лишь страшнее. Герман неслучайно замыкает сюжетную композицию в рамки одной ночи и одного утра (в течение первой преобладает снег, в течение второго – туман), здесь мне видится почти библейская картина творения: «и был вечер, и было утро». Однако, принципиально важно, что создаваемый германовским гением мир горизонтален и лишен вертикальной теологической координаты, потому он так напоминает хаос, однако, в нем все же есть своя особая извращенная логика. Дело в том, что эта ризома, как сказал бы Делез, имеет свой мифологический центр – вождя-идола, чье присутствие в символическом плане картины тотально не только через наличие его многочисленных статуй, бюстов, памятников и скульптур, но и в качестве живого человека. Вернее умирающего тела, по сути протестующего против своей мифологизации (вероятно, в первый и последний раз). Именно путь на дачу Сталина – это путешествие и Кленского, и зрителя в самое сердце хаоса и делает броуновское движение персонажей осмысленным, и, как это ни странно, упорядоченным. Согласно христианской онтологии, Бог создал мир гармоничным, однако, неправильное использование свободы сначала падшими ангелами, а потом и людьми, сделало творение хаотичным. Из «Хрусталева» следует, что тираны – эти идолы, обожествленные себе подобными, пытаются внести в хаос жизни порядок (как они его себе понимают: с собой в центре), однако, лишь умножают беззаконие, насилие и страх. Наверное, никогда в фильмографии Германа не было столько ужаса, агрессии и ненависти людей друг к другу, как в «Хрусталеве», при этом, как метко заметил кто-то из кинокритиков, персонажи этой картины ютятся в захламленных квартирах, в то время как улицы остаются практически пусты. В своем пятом фильме Герман осуществил ту же колоссальную работу по осмыслению советской коммунальной ментальности, уходящей корнями в русский национальный коллективизм, как это сделал Илья Кабаков в изобразительном искусстве. На присутствие в символической ткани «Хрусталева» основных тем и мотивов московского концептуализма указывает в частности эпизодическое участие в ленте Дмитрия Пригова, исполняющего роль незначительного персонажа, но при этом колоритного и запоминающегося своими вечно испуганными глазами. Советское коммунальное бытие, каким оно предстает у Германа, - не просто скученность большого числа людей в малогабаритных пространствах, а существование единого тела, устраняющее даже минимум человеческой свободы и принуждающее все свои компоненты к перманентной публичности, исключающей даже надежду на приватность (так в одном характерном эпизоде героиня Руслановой пытается что-то объяснить сыну шепотом, отведя его в пустое пространство, что заканчивается неудачей). В контексте режиссерского препарирования особенностей коллективного бытия особенную роль играют мытарства Кленского, чья судьба, как замечал сам Герман, – один из возможных вариантов жизни его собственного отца. Как и в «Лапшине», в «Хрусталеве» есть рассказчик и ребенок, с которым он себя ассоциирует. В этом смысле оба фильма – в чем-то психоаналитическое исследование детских фрустраций, определивших развитие Германа как художника. Однако, травматический опыт страны и отдельной личности здесь неразделим: сквозь призму прустовских по форме внешне отрывочных воспоминаний видна судьба искалеченной многолетним патерналистским идолопоклонством страны. В сюжете «Хрусталева» несмотря на видимую хаотичность прослеживается особая сновидческая логика кошмара, усугубляемая барочными мотивами (двойники, зеркала) и тотальной, разлитой в его атмосфере перверсивностью, достигающей апогея в сцене «опускания» Кленского уголовниками. Она действительно достаточно гнусна (заметим, что после нее персонаж передвигается какое-то время только на четвереньках, ведь его низвели до животного состояния). Трагедия России как жизненного пространства, по Герману, состоит в том, что оно практически полностью игнорирует даже простейшие потребности бытия человека в качестве отдельного от толпы индивида. Ведь история Кленского – не что иное, как яростное стирание с него окружающим миром индивидуальных примет (сначала через встречу с двойником, потом через «опускание», наконец, через лишение его всех привычных профессиональных, социальных и психологических черт). В этом смысле Юрий Цурило показал вынужденную деградацию своего героя просто блистательно (чего стоит один его затравленный взгляд в поезде ближе к финалу). По мысли Германа, смерть Сталина в этой циклически повторяющейся в России ситуации нивелирования личности коллективом ничего не меняет. На самом деле, как видно из того же «Хрусталева», мир при диктаторе – это вовсе не порядок, а вполне себе гоббсовская война всех против всех (с зашкаливанием уровня агрессии, как бытовой, так и общекультурной, с уродливым сращиванием людей в единое коллективное тело, мазохистски ненавидящее само себя и садистски причиняющее невыносимые страдания своим членам). Так весьма показателен в пятом фильме Германа сквозной персонаж в исполнении Баширова, которого все время бьют, но он ближе к финалу начинает орать: «Либерти, б…», однако, и после смерти Сталина отношение окружающих к нему то же, что и раньше. Засевшие в ментальную подкорку большинства людей, живущих в России, поведенческие, эмоциональные и когнитивные закономерности, с течением времени не меняются: наши соотечественники в большинстве своем по-прежнему жаждут не Бога, а царя, охотно раболепствуя перед каждой сомнительной карикатурой на народного вождя. По этой причине они впадают в истерику при любой попытке представить того или иного «национального героя» в человеческом обличии (заметим, что постановщику сильно досталось от псевдопатриотов за изображение в «Хрусталеве» Сталина немощным и умирающим). Однако, сняв по сути дела свою лучшую картину, Герман как художник уже не мог остановиться в своем стремлении высказать всю правду до конца о нашем национальном менталитете, но сделал это уже в форме притчи.

По совершенно не понятной причине данная лента была встречена громогласным хлопаньем откидных сидений на премьере в Каннах. Народ валил с сеанса массово, а те кто остался, не преминул фильм освистать. А после показа, ленту называли оглушительным провалом и худшей на тогдашнем фестивале. Хотя это далеко не первый случай, когда критики и зрители не смогли разглядеть подлинной жемчужины. Зато через каких-то 3 года авторитетный журнал 'Кайе дю Синема' назовёт данную картину Алексея Германа в списке 50 лучших фильмов ХХ века. А ведь от Алексея Германа можно было ждать, чего угодно, но никак не усложнённое по киноязыку модернистское кино, где нет разницы между прошлым и будущим, воспоминаниями и реальностью, снами и явью. Даже интересно видел ли Алексей Герман фильмы Белы Тарра или наоборот, что конечно, маловероятно. Ведь похожая немного абсурдно-фарсовая форма повествования о людях, проживающих жизнь в макабрическом танце в условиях нечеловеческого времени, пришла и к венгерскому постановщику в конце 80-х, и в данной стилистике было снято 3 фильма: 'Проклятие', 'Сатанинское танго' и 'Гармонии Веркмайстера'. Возможно, это своеобразное эхо пропущенного апокалипсиса, которое уловили сразу два мастера одновременно. Будучи долгих шесть мучительных лет в производстве в эпоху, когда кино никому не было нужно, да и вообще жизнь была не из приветливых, именно это и помогло отразить тот болезненный слом эпох, который запечатлён в повествовании. Можно сказать, что сталинская эпоха сопоставляется с тарантеллой, которую отчаянно танцуют ужаленные смертельно-ядовитым временем, которое не обойдёт вниманием никого. Даже ни в чём не повинного истопника печей, который так никогда и не узнает за что он провёл 10 лет в лагерях. Алексей Герман не просто прочувствовал атмосферу Времени, но и смог выразить ту психологическую боль, которая навсегда осталась вместе со страной и народом её населяющим. В краеугольной сцене, одновременно, гиперреалистичной и сугубо аллегорической, одного из основных героев повествования, ещё недавно уважаемого генерала, врача, академика, интеллигента, а теперь очередного 'заговорщика' в 'деле врачей', насилуют какие-то жуткие урки в грузовике из под 'Советского шампанского'. Но разве не то же самое проделали сначала цари, а затем большевики со страной? Но ведь проблема не в физическом изнасиловании. Его можно пережить, отмыться, напиться, забыться, притвориться, что ничего этого не было. Как говорила героиня Клаудии Кардинале в шедевре Серджо Леоне: 'Всего лишь ещё одно неприятное воспоминание'. Но моральная травма остаётся навсегда и преодолеть её уже гораздо сложнее. А ведь надо жить. Вот и живёт народ с этим уже более 100 лет, так и оставшись опущенным психологически. Что куда больнее, так это то, что фильм не просто не лишился актуальности и стал свидетельством ушедшего времени, сколько то, что стал ещё сильнее и живее, ведь история имеет свойство повторяться. И даже утешительный финал, где бывший генерал кажется находит счастье, слившись в простым народом и праздно веселящийся будучи комендантом поезда, скорее слабая попытка унять боль памяти. Да и было ли это на самом деле, а не всего лишь мечта мальчика, что хотя бы его исчезнувший на бескрайних просторах отец смог обрести жизненный смысл несмотря ни на что.

Белый, нейтральный цвет этой рецензии говорит вовсе не о моем равнодушии к фильму, а о противоречивости чувств вызванных его просмотром. Таких чувств очень много, они сложные и все их тяжело описать одним словом, можно указать лишь, что колеблются они где-то в промежутке между отвратительным восхищением и недоумением. Это тот редкий случай, когда невозможно сказать однозначно понравился фильм или нет, но по силе своей он недосягаем. «Я решил, что я умираю. Это со мной случается часто» А. Ю. Герман. Эта фраза, вырванная из одного интервью Алексея Юрьевича Германа, может ответить на самый популярный вопрос, возникающий у зрителей относительно его творчества. Почему он снимает свои фильмы так долго? Уже второй его фильм (по повести Стругацких «Трудно быть богом», первым был рецензируемый фильм) создается им как последний. В свои последние произведения автор вкладывает весь талант, всю душу. Каждая мелочь важна как никогда, каждый кадр должен кричать о чем-то. Когда перед съемками Герман в очередной раз почувствовал что умирает, он решил увековечить на пленке жизнь своей семьи в период своего детства. Фактически вся первая часть фильма сделана по его личным воспоминаниям. Но так как это все-таки вписано в контекст сюжета, то герои изменены, в частности главный герой фильма – генерал Юрий Кленский (Юрий Цурило), который заменяет собой отца автора фильма, писателя – Юрия Германа. Из-за этого и возникает главная путаница фильма. Герман, показывая жизнь своей семьи, наверное, забывает, что жизнь семьи генерала далеко не жизнь семьи интеллигента. И в данном случае я не могу согласиться с эгоистичным желанием автора вставить в фильм свои воспоминания, принося в жертву здравый смысл. Хотя во время просмотра об это уж точно не задумываешься. Итак… Это конец зимы 1953 года. И больше автор не будет объяснять ничего. Из самого этого факта нужно понять, что заканчивается эпоха Сталина, настрадавшаяся страна еще живет по жестоким законам тирана, но вот-вот уже должно случиться… В «Хрусталев, машину!» каждый кадр вопит, каждый звук врезается в мозг, намеренно выделенные фразы въедаются в память. Всё настолько детально, что спустя минуту после начала фильма ты уже находишься там - в этом черно-белом заснеженном городе. Попадая туда перестаешь что либо понимать, вокруг тебя происходит удивительная фантасмагория, при всей своей природе кажущаяся настолько реальной, что больше чем на два часа она может заменить действительность. Алексей Герман остается верен своей манере повествования. Камера постоянно движется, не давая возможности сфокусироваться на одной из проплывающих мимо сотен деталях, мимо проходят люди, говорят что-то, перебивают друг друга, старики неустанно что-то буровят, дети носятся, дразнятся, жизнь кипит… Но при всем при этом на протяжении всего фильма мне не встретился ни один настоящий человек, только увядающие, безвольные, сумасшедшие призраки мельтешат перед тобой. Для меня «Хрусталёв, машину!» стал страшным сном, увиденным в реальности, страшным, но чрезвычайно интересным и не отпускающим от себя до самого конца, как не отпускают настоящие кошмары. Где-то в середине фильма мозг начинает судорожно приклеивать одно событие к другому, и только тогда может появиться свет в конце темного тоннеля. Но тут начинается вторая часть фильма, и она несет в себе сцены жестокие, страшные, уничтожающие. Фильм чёрен, мрачен, туманен. Он беспощаден к своему зрителю. Он дает колоссальное количество информации (деталей, символов, случайно брошенных фраз, на первый взгляд неясных действий главных и второстепенных героев) и не дает возможности разложить все по полочкам, он затягивает в атмосферу безысходности, в мир, в котором ни за что не хочется оказаться самому, имеющим мало общего с реальностью, но преподносящий себя как самая что ни на есть… Он неповторим. Оставляя шрамы на впечатлительных душах, он говорит: «Ничего, заживёт!» Смеётся над болью, измывается над человечностью. Нормальный человек не может создать такое, для этого необходимо быть либо гением либо сумасшедшим, что не редко одно и тоже. Не могу рекомендовать фильм к просмотру, его вынесут не все. Но те, кто вынес, не спешите с выводами. Первые полученные эмоции не раскрывают смысла происходящего, а вот когда действительно заживёт, тогда появится пища для разума. Мало какой фильм производит впечатление такой силы, как «Хрусталёв, машину!». Мало какой режиссер может отбросив все каноны кинематографа создать подобное полотно. Не могу и не буду верить, что это срисовано Германом с реальной жизни, настолько все отвратительно просто не может быть. Кто-то видит в фильме юмор, иронию, смеется над персонажами, считает, что в фильме хороший конец. Вышедший из колонии и обвешанный лампочками истопник снова унижен, он не понимает, почему его всю жизнь бьют. Забавно? Для кого как. Окончательно сломанный человек уезжает куда-то на поезде со стаканом бражки на голове. Оптимистично? Едва ли.