отзывы и рeцензии

Голод: отзывы и рeцензии

Отличная экранизация произведения великого писателя. Мрачные улицы, чужие люди, невозможность где-то приткнуться - а главное собственная глубинная разбалансированность души главного героя. Красивая девушка, словно непонятно откуда взявшийся ангел - но и она куда-то уходит. И остаётся только записаться матросом и плыть за моря - там, может, удастся приобрести цельность души и стать кому-то по-настоящему нужным. Гамсун сам в своё время чуть не помер с голода, шатаясь по улицам Христиании и пытаясь хоть как-то подзаработать - и воспоминания у него остались на всю долгую жизнь, так что всё в книге показано со знанием дела и добросовестно перенесено режиссером на экран. Очень достойный фильм, чем-то напоминающий разом и о произведениях Э. Т. А. Гофмана, и о фильмах Антониони. Единственное, мне кажется, слишком уж много клоунского в поведении главного героя - мне он виделся более сдержанным. Но это дело вкуса. Обязательно к просмотру для тех, кто всё ещё озадачивается местом ранимой интеллигенции в мире чистогана. 8 из 10 Великолепно

Думается, не так просто снять экранизацию «Голода», поскольку роман Гамсуна событиями не изобилует. Всё, что мы видим — это снующего по улицам человека, пытающегося заработать денег, но при этом сохранить свою честь, и порой это стремление ставит его жизнь под угрозу. Я предпочитаю сначала читать книгу, а потом смотреть фильм, но в данном случае получилось иначе. Я не пожалела, так как режиссёру вполне удалось показать нам не только экранизацию событий, чем грешили и грешат многие режиссёры всех времён, но и экранизацию чувств главного героя, его мыслей и глубоко запрятанных страданий… И это учитывая, что роман написан от первого лица, в отличие от фильма, и режиссёру пришлось задействовать чисто кинематографические средства. Главный герой — писатель, написавший даже некую, по-видимому, серьёзную книгу «О философском познании» — выглядит поистине трагикомично, как и в книге Гамсуна, впрочем. Во многом это заслуга гениального на мой взгляд шведского актёра Пера Оскарссона. Глядя на его персонажа, можно и смеяться, и плакать — лично такие чувства я испытывала, когда он, например, выходил из себя или вёл диалог с полицейским. Худощавый, Оскарссон идеально подошёл на роль молодого писателя со своей харизмой, привычкой очень забавно держать себя, и лично я считаю его актёрскую игру эталонной. И в то же время фильм почти шокирующий: голод, бездомность и людское презрение обрушиваются на такого очень незаурядного по умственным способностям человека, отчего тот начинает медленно сходить с ума. Вот просто есть человек — умный и достойный — но ему решительно некуда идти! нечего есть! Невольно задумываешься: на что я пойду ради еды? посмею ли украсть? И многие действительно посмеют, может, и я в их числе. Но не писатель. Ибо «не хлебом единым жив человек». А для него честь (и, признаемся, изрядная доля самолюбия) много важнее обеда или нескольких крон. 10 из 10

Экранизация без предварительного прочтения исказит персонажа голода, для которого голод был не причиной, а следствием. Но наш любимый Фёдор Михайлович и тут во всем этом сером месиве тел и душ. Это кино, в котором больше Достоевского, чем во всех его экранизациях, тут голодный писатель, который не пишет то, за что заплатят, из гордыни, голодает, он же из человечности и трусости мешает детям издеваться над паралитиком, но намеренно не слишком настойчиво, чтобы не ночевать на улице, отворачивается, когда этот паралитик-старик сидит, как мешок, наблюдает за дочерью, совокупляющейся с постояльцем, на глазах у подглядывающего в щелку мужа, закладывает пуговицы, думая о том, что никто не заметит, говоря о том, что это - лишние, и постоянно находится на улице, на виду у города, устроившего ему медленную казнь, линчевание, из которого он может быть вырвался. И зря убрали его книжное «мне это только на пользу, я такие вещи люблю». Потому что оно, может, и правда.

По неопрятным переулкам затерянной среди сора и мрака конца XIX века Кристиании, еще не вернувшей право именоваться Осло, праздно бродит странный господин. Механическая походка марионетки, комичные очки, придающие бескровному лицу удивленное выражение, отживающий свое костюм с наслюнявленными протертыми коленями и шляпа, которая смотрелась бы уместнее на голове другого, не столь жалкого человека. Мир сложных переживаний, заключенный в этом тщедушном теле, в экранизации написанного от первого лица романа Кнута Гамсуна ожил благодаря тонкой нюансной игре Пера Оскарссона. Его противоречивый персонаж стал средоточием всех идей неторопливого, почти хроникального «Голода», интересного не только в качестве уверенного киновысказывания, но и как редкий пример ленты, способной заменить первоисточник. Целью Хеннинга Карлсена был анализ эмоциональных переломов героя, оттого вопросы физиологии отступают на второй план, ужасы голодания минимизированы, а молодой человек чаще рефлексирует, чем пьет воду из фонтана или грызет собачью кость. Единственный мотив несчастного безымянного писателя, по негласной традиции именуемого Понтусом, - поиск выхода из мучительного замкнутого круга. Безработица заставляет влачить жалкое существование, голод лишает разума, полубезумное поведение мешает получить работу. Персонаж поразительно неудачлив и все делает как-то не так. Этот образ неуместного, обреченного на страдания маленького человека во многом синонимичен бесчисленным аналогам. Но созданный Гамсуном и Карлсеном герой сложнее: он всячески скрывает свою бедность, отвергает помощь, с мастерством истого лицедея притворяется богачом. Своим нелепым бахвальством Понтус будто отрицает навязанную ему, интеллигенту, социальную роль нуждающегося в подачках нищего. Неслучайно в фильме появляются невыразимо убогие безработные, голодающие и увечные, так непохожие на героя, скрывающего худобу немытого тела под потрепанным парадным нарядом. Глубинно скандинавский «Голод» отстранен, пессимистичен и лишен идеализированных характеров. Главный герой небезгрешен, но завоевывает симпатию совершенно неуместным, но неискоренимым благородством: вернее отдать последнюю копейку такому же нищему, чем прожить на нее еще день, или защитить униженных, рискуя остаться на улице. Граничащая с бескорыстностью гордость, не позволяющая принять новый статус, почти лишает Понтуса шанса выжить. Но основной враг – не самолюбие, а воспаленное голодом сознание, вынуждающее героя донимать прохожих небылицами, болтать с башмаками и гротескно лгать. Чудачества этого печального клоуна вносят в картину элемент комичности, но она, подобно душе протагониста, черна и безрадостна. Полубезумный лепет и стук в двери к незнакомцам под выдуманными предлогами становятся бессознательными криками о помощи, мольбой к тем, кто сможет увидеть за вычурной ложью страшную правду. Но режиссер ясно дает понять, что кидать горох в эти стены бессмысленно. Вторя автору полубиографического романа, вопреки указанию конкретных координат стиравшему связь с реальным миром, Хеннинг Карлсен еще сильнее размывает контуры, превращая место действия в мистическое вневременное Нигде, схожее с цикличным Лимбом или чудовищным Адом. Норвежская столица обезличена, отголоски эпохи едва слышны, профессии и костюмы почти универсальны, а призрачные лица здешних обитателей силятся скрыть внутреннее уродство. Черно-белый кошмар, рисующий лишь чуть более греховную, чем есть на самом деле, картину мира - кажется, именно здесь подсмотрел мрачную бездну своих «Счастливых дней» Алексей Балабанов. Вакуумированное одиночество персонажа Пера Оскарссона сродни отчужденности от общества безымянного героя Виктора Сухорукова, он потерян и дезориентирован и, на первый взгляд, не стремится к людям, а незнакомцы отвечают ему взаимностью, прячась за закопченными стеклами окон. Исследуя тему социальной изоляции, режиссер незадолго до Джима Моррисона утверждает истину о том, что окружающий мир становится чужим для чужаков. Действительность «Голода» - страшный сон, от которого нельзя спрятаться, больная, гиперболизировано ущербная вселенная, с легкой руки создателей лишенная всех людских ценностей. Тесную скорлупу здесь покидают, лишь чтобы занять денег, а доход приносит только обман и редкое везение, но никогда – честный труд. Пищу поглощают омерзительно, шумно жуя и размазывая по рту жир, будто не утоляют голод, а попросту предаются чревоугодию. Дружба умерла под грузом неоплаченных долгов, любви нет места, а манящая незнакомка из светлых снов в реальности может оказаться распутной бабой. Сложный образ неуловимой Илаяли в исполнении потусторонней Гуннель Линдблум - символ мечты о любви нежданной, вспыхивающей колеблющимся огоньком во тьме, но невозможной. Перспективный писатель Понтус не в силах написать ни строчки – это ли не доказательство, что мир вокруг бесплоден, как выжженная земля. Главный герой мучительно ищет избавления, но Карлсен лишь умело экспонирует уродливую картину, но не находит пути для исцеления. Убежденный пессимист, он дает лишь сумрачную, смутную надежду. И может быть, безумие героя – не худший способ сбежать и больше не видеть. Ведь как иначе сойти с планеты, которую нельзя остановить.

Теме подавленных обществом — или чем-то другим — амбиций и экзистенциальному абсурду было посвящено много трудов и концептов, и кинематограф не мог не быть заинтересованным этой наиболее актуальной в конце 19 и и в начале 20 вв. проблемой — когда зарождалcя психоанализ, развивались новые учения гуманизма и экзистенциализм, была проложена основа литературному модернизму. Но почему-то именно скандинавский кинематограф был озадачен и искушен наиболее углубленно — да, взять того же Бергмана и Яна Труэля, снявшего блестящую биографическую киноленту о К. Гамсуне. Многие и раньше смели предполагать, что духовная жизнь этих народов изобилует рефлексией сквозь призму недооцененного, я думаю, совком искусства — от литературы до современной музыки. Хеннинг Карлсен, любитель снимать экранизации, не только не заставил сидеть перед экраном с выражением «книга лучше», но и дал возможность взглянуть с другого ракурса на героя, с ролью которого прекрасно справился Пер Оскарссон; если читая, субъект чувствовал некую интроспекцию, то тут пришлось встретить безумца и подумать, ставить ли на нем крест, как на очередном полоумном полулюмпене, следуя дальше по своим делам. Естественно, как показывает практика или самооправдание некоторых, справедливо было бы не путать причины со следствиями. Так случилось, что я уже не руководствовался знанием о последующем развитии событий, — ибо я смотрел на происходяшее по-иному, уже не отождествляя себя с героем, что отнюдь не является одним лишь эффектом впечатления после визуализации образов. Динамика довольно проста: кризис и нездоровая улыбка сменяются гешефтом и счастьем, что, конечно, показывается нам неестественным состоянием для человека из-за эфемерности; психологические аспекты чувства голода и нищеты — ощущение себя с отбросом общества, акцентуации и архетипы, — все это перерастает в откровенное безумие, которое скрыто и ждет своего часа в хомо сапиенс. Все начиналось с банальных амбиций и стремлений человека «чего-то добиться в этой жизни», находясь в чужом городе, в которым ты тыщу лет никому не нужен, и всем, мягко говоря, начихать на твою графоманию, выдаваемую за шедевры нордического столпа. А когда скиталец все же решает сделать кое-какой шаг «прогнуться под мир», то и тут терпит провал, опять же имеющий причинно-следственную связь с его данностью. Вроде элементарно, но сюрприз. Пресловутое людское безразличие, конечно же, также проходит красной нитью. После череды неудач героя ждет когнитивный диссонанс, а между тем — маниакальный синдром, сменяемый беспросветной апатией. Фильм довольно просто воспринимается, каких-то загадок и символов, в принципе, не имеет — одним словом, как хочешь, так и толкуй (если, конечно, ты действительно уловил какую-то неоднозначность). Касательно игры актеров — минус заслуживает лишь Гуннель Линдблум, получившая роль незнакомой женщины в черном. хотелось увидеть чего-то импозантного и загадочного, но тут показалась просто дурочка с наивным взглядом, которой данный образ не к лицу. Думаю, тут бы хорошо подошла Лив Ульман, так часто встречаемая в работах Бергмана; ее обреченный, леденящий душу взгляд (отсылка к «персоне») здесь был бы как нельзя более кстати, и фрекен, уверен, была бы поинтереснее. Фильм, как и роман, не перегружен интеллектуальными диалогами, давая прочим составляющим атмосферы компенсировать это качество, что способствует так называемому невербальному мышлению зрителя. не вызвал раздражения и музыкальный компонент — хороший фоновый звук меланхоличных клавиш, также передающих духовную суть перипетий героя с образом симбиоза характеристик персонажей Достоевского и отличительных особенностей, данных самим Гамсуном, что, по-своему интерпретировав и немножко разбавив, предложил норвежский режиссер. Достойный опус с обилием надлежащих философско-психологических оборотов и убедительной игрой эксцентричного странника. 8 из 10