отзывы и рeцензии

Камилла Клодель, 1915: отзывы и рeцензии

Современное кино – это полная профанация, пошлая пустышка. Мне приходится обобщать, потому что в 98,5% случаев я выхожу из зала с ощущением того, что меня обвели вокруг пальца, надули, при том за мои же деньги, чувствую себя старым Фальстафом, чья драма превращается в фарс. Писать нечего, не о чем, ни уму ни сердцу. Всё лучшее уже сняли, сочинили, написали, издали и разобрали по косточкам. Гордыня и презрение губят талант в зародыше. Вышесказанное не относится к «Камилле Клодель»… Это даже не кино. Это спиритический сеанс, трансляция из прошлого. Минимум действия в кадре, минимум слов, зато душевных переживаний героини по высшему пределу. Всё на лице. Душа, как птица в клетке. Очень нервное, тревожное зрелище. Хотелось кричать Камилле в экран: бейся, борись, царапайся, кричи, пой, в конце концов! Но понимание тщетности этих жалких потуг и христианское смирение приходит и к ней и к зрителю. Что есть безумие? И где эта граница, отделяющая свет разума от тьмы безрассудства?

Камиллу Клодель обокрал Роден. Воспользовался ее гением, впитал от нее вдохновение, но не разделил с ней свою судьбу. После этого она уразумела, что двери (души и таланта) опасно держать открытыми, и заперлась в своей мастерской в Париже, окружила себя кошками и перестала впускать людей. Но те ворвались в окно и отправили ее в лечебницу, где она десятки лет балансировала на грани здравого смысла и безумия. Фильм - о пребывании Камиллы среди сумасшедших. ...Глаз не оторвать от Жюльетт Бинош, играющей великую и несчастную скульпторшу, доверием которой воспользовался мэтр. Это даже не игра. Это высшая степень сопереживания, совмещения боли двух гениальных женщин - давно покинувшей этот мир художницы и самой актрисы. Запали в сердце размышления брата Камиллы - Поля - об искусстве. Оно опасно, поскольку человек, посвящая себя ему, имеет дело с воображением и чувствами. И далеко не всякий способен выдержать их натиск, не утратив при этом рассудка. Добавлю от себя: все остальные не в психушке лишь потому, что только слегка задеты божьей искрой.

Дано мне тело - что мне делать с ним, Таким единым и таким моим? О. Э. Мандельштам Знаменитый драматург Поль Клодель пишет письмо сестре, не закончив откладывает, что то записывает в дневник. Голос за кадром читает запись. Это подлинный текст Клоделя. Клодель полуголый, тело его напряжено и иногда его мышцы сводит судорога. Тело реагирует на мысль. Его сестра, Камилла Клодель второй год содержится в психиатрической клинике Мондеверг, что на юге Франции, близ Авиньона. В первой сцене фильма монашки препровождают Камиллу в купальню и долго омывают ее тело. Камилла рассматривает себя. Только в такие минуты созерцания себя взгляд ее осмыслен. Тело реагирует на мысль. Бруно Дюмон доводит здесь свой стиль до совершенства. Это реализм, возведенный в куб. Гиперреализм. Окружение Камиллы – психически больные люди. Их тела деформированы, как деформированы их души. Жюльет Бинош совершила актерский подвиг. Два месяца провела среди пациентов психической больницы. Настоящие больные, облаченные в одежды столетней давности, изображают окружение Камиллы Клодель. И это единственная, но главная ошибка режиссера. Тело никогда не врет. О том, что перед нами знаменитый скульптор Камилла Клодель мы узнаем из начальных титров. Без них перед нами просто несчастная женщина с зареванным лицом, тело которой «кричит» что она здесь чужая. Гиперреализм всячески сопротивляется попытке проникнуть вглубь души. Гиперреализм, так и не ставший метафизикой. Бдения Камиллы – это не более чем хаотичные блуждания, не по собственной воле. Попытки Камиллы остаться наедине со своим собственным внутренним миром прерываются просьбами монашек помочь им препроводить очередную больную то на прогулку, то в столовую, то в церковь. Страстные монологи Камиллы, снятые сверхкрупными планами, остаются не более чем текстом из истории болезни разыгранными с помощью системы Станиславского. Пейзаж как отражение души героини, здесь тоже не работает. Он бесстрастен. За радость тихую дышать и жить Кого, скажите, мне благодарить? Равнодушным остается и зритель. А жаль. 6 из 10

В 1913 году Камиллу Клодель, с одобрения ее брата Поля, помещают в психиатрическую больницу. Лишенная возможности заниматься скульптурой, она коротает дни в ожидании редких визитов брата… В первую очередь, необходимо сказать о том, что «Камиллу Клодель 1915» Брюно Дюмона и «Камиллу Клодель» Брюно Ниюттена практически ничего не связывает. Единственные три вещи, которые их связывают – главная героиня, две великие актрисы в главных ролях и то, что новый фильм, в какой-то степени, продолжает старый. Автор показывает угасающую Камиллы Клодель. Каждый день в психиатрической клинике потихоньку вбивает гвоздь в гроб ее физической и творческой жизни. При этом автор оставляет на суд зрителя ответ на главный вопрос – действительно ли психические проблемы Камиллы Клодель заслуживали пожизненного заточения в клинике? Жюльет Бинош естественно изобразила Камиллу Клодель. Актриса, используя минимум выразительных средств, показала постепенное угасание всех надежд и амбиций великой скульпторши. В конце фильма перед глазами зрителя предстает лишь оболочка когда-то великой и красивой Камиллы Клодель. Психиатрическая больница предстает перед глазами зрителя адом, перемалывающим людей. Брюно Дюмон, следуя по стопам Робера Брессона и Михаэля Ханеке, снимает психиатрическую больницу правдоподобно и минималистично – безумные женщины с гнилыми зубами, пожилые монахини-надзирательницы, нетопленные комнаты. Поль Клодель, наравне с Огюстом Роденом, являются, в трактовке автора, злыми гениями в жизни Камиллы Клодель. Огюст лишил Камиллу разума, а Поль обрек ее на пожизненное заточение в психиатрической больнице. Поль Клодель показан суровым религиозным фанатиком, заточившим сестру в наказание за ее грехи. «Камилла Клодель 1915» - тяжелая драма, показывающая душевную смерть человека. Просмотр данного фильма не оставит зрителя равнодушным. 8 из 10

После 30 лет жизни Камилла Клодель великий скульптор, художница, начинает понимать что время уходит, возникает очередной виток неуверенности и разочарования со всеми отягчающими последствиями, происходит переосмысление пройденного пути, иными словами банальный кризис среднего возраста. Роден не завет в жёны, определенности не хватает, нервы потихоньку начинают трепаться, развивается паранойя. Брат Поль решает перевезти Камиллу в лечебницу, где ей должно стать лучше, но она искренне не понимает что больна, и то что её навязчивые мысли, мания преследования и возложение вины на Родена лишь болезнь. 'Как ужасно быть всеми брошенной' (с) Печаль захватывает Камиллу, ведь даже самые близкие забыли о её существовании. Ни мама, ни сестры так ни разу и не наведались. Лишь брат Поль изредка заезжал проведать сестру, вселяя надежду на воссоединение с семьей, но тщетно, ведь диагноз шизофрения слишком громкий и омрачающий для буржуазного семейства. Действительно, одиночество убивает, убивает душу. Услышав в лечебнице на репетиции строчки из 'Дон Жуана', героиня начинает истерить, возможно отчасти понимая что не любит, и не любима. Жюльет Бинош великолепна, её игра естественная и настоящая, очень эмоциональная и передает атмосферу безысходности, и душераздирающий портрет Камиллы Клодель. Достойная биографическая драма. Хорошая операторская работа. Режиссёрский и актёрский труд на высочайшем уровне. 8 из 10

Этот фильм - дежавю, воспоминание о каком-то сне, в котором мечешься от безысходности, а когда просыпаешься, то счастье захлёстывает от того, что сон - не явь. Первая половина фильма 'Камилла Клодель, 1915' - это дежавю, повторение мимолётных чувств, которые испытываешь в самых безысходных ситуациях, когда кажется, что ничего и никогда не сможет измениться. По сути, если поверхностно рассматривать сюжет, то он может показаться скучным, ибо: мало разговоров, серенькая обстановка и угнетающее одиночество Камиллы. Но это всё не так... не так, поскольку я точно знаю, что ОЧЕНЬ маленькое количество актёров смогли бы вот так проникновенно, искренне, чувственно сыграть Камиллу Клодель, так, как это сделала Жюльет Бинош. До этого я знала её лишь по двум-трём фильмам, но эта роль... это превосходная работа! Ох, это отчаяние, такая тоска в её глазах, невозможность более находиться в этой лечебнице, в которой, честно говоря, её единственную можно назвать относительно нормальной. Жюльет Бинош сделала Камиллу Клодель понятной для зрителя. Каждый должен её понять. Это история женщины, которая доверилась любимому человеку и прогадала, а после - не смогла с этим справиться, потеряв возможность здраво мыслить.

Некогда знаменитая скульптор Камилла Клодель второй год содержится в психиатрической лечебнице Мондеверг, что на юге Франции, близ Авиньона. Камилла уверена, что это козни завистников – и особенно бывшего наставника и возлюбленного Огюста Родена, разрыв с которым и довёл Камиллу до психического стресса – отравляют её существование. Камилле чудится, будто её хотят отравить, лишить наследства и вообще всех человеческих прав. Унылое, размеренное существование несчастной женщины время от времени скрашивает брат, писатель Поль Клодель – человек, глубоко чтящий религию и избравший её делом своей жизни, единственный, кто остался неравнодушен к её судьбе… Фильм Брюно Дюмона – полуторачасовое медитативное погружение в сумрачный внутренний мир главной героини, полный глубоких переживаний и призрачных надежд, где солнечный свет не приносит тепла, а уединение – покоя. В её мире уже нет ни гения искусства, ни бесовских искушений, ни радости познания, ни истовой работы. Камилла, отвергнутая семьёй и обществом, переживает первый этап духовной кончины, когда израненную душу ещё отчаянно подпитывают сладкие грёзы об искусстве, но рассудок уже упорно пресекает любой творческий порыв, а ясное сознание постепенно начинает поддаваться продолжительным приступам меланхолии и отчаяния. Аскетичный раёк Мондеверга, далёкий от мирской суеты, с его блаженными, вечно мычащими-шумящими пациентами и учтивым, заботливым персоналом ещё не деформируется в сознании Камиллы, но определённо становится поводом для глухого бунта в душе и неконтролируемым вспышкам агрессии. Камилла отнюдь не безумна, утверждает Дюмон, она излишне ранима, впечатлительна, легко возбудима, неуверенна в себе, но отнюдь не шизофреничка, как утверждали вынесшие ей такой диагноз светлые парижские головы в 1905 году. Страдающей от маний и бредовых фантазий героиня фильма точно не выглядит, от людской несправедливости, попранного доверия, испепеляющей любовной страсти и раболепного преклонения, а также глубокого разочарования, нестерпимой боли за свои безответные чувства и самоё себя – да, но никак не от потусторонних голосов и кошмарных видений. Дюмон рисует достоверный психологический портрет одержимой творческой натуры, почти не прибегая к кинематографическим ухищрениям – всё подано достаточно сухо и почти документально (если учесть, что в картине снимались реальные душевнобольные). В который раз обойдясь без музыкального сопровождения, режиссёр великолепно передаёт отупляюще-обыденный мир вокруг героини, где самые обычные, и даже намеренно громкие, звуки, провозглашающие торжество Жизни – обыденные, как лязг дверных засовов, скрип половиц, звон столовой посуды, бульканье кипящей воды, и целительные, как шелест листвы, пение птиц, дуновение ветра, шуршание гравия – призваны вывести Камиллу из этого анемичного состояния, но на деле лишь раздражают её, а то и вообще игнорируемы. Болезненно-бледная, со спутанными волосами, потухшим взором и готовая в любой момент разразиться рыданиями или истерическим воплем, Камилла узница не столько Монтеверга, сколько своего собственного внутреннего райка, куда никому хода нет. Пожалуй, только больничная церковь, словно напоминание о любящем, истово верующем брате, способна пробудить в Камилле живые, положительные эмоции. Играет Камиллу Клодель французская актриса Жюльетт Бинош, для которой эта роль стала настоящим актёрским подвигом. Бинош играет с исключительной самоотдачей, не боясь ни продолжительных монологов, ни сверхкрупных планов. И в её трактовке трагедия несостоявшейся личности, непризнанного гения, переданная с невероятным накалом, и вместе с тем, очень деликатно, становится персонификацией отличной метафоры – могучего, раскидистого древа на больничном дворе, воздевающего к осеннему солнцу длинные толстые ветви, на которых уже никогда ничего не вырастет… «Нет ремесла хуже, чем искусство. За гений приходится платить особую цену. Какая жизнь, какая трагедия… Художественное призвание опасно – немногие могут ему противиться. Искусство обращается к самым опасным сторонам нашей натуры – к воображению, к чувствительности. Можно легко потерять равновесие, и хрупкая жизнь будет разрушена. Когда Камилле исполнилось тридцать лет, она поняла, что Роден на ней не женится. Её мир обрушился и разум не устоял. Её сознательной жизни пришёл конец. Она – гений, но жизнь её наполнена разочарованием и горечью». Поль Клодель 8,5 из 10

Сейчас о женщине-гении, тогдашнем бунте против природы, Камилле Клодель, прожившей долгую и невероятно тяжелую жизнь (она умерла в возрасте 78 лет), помнят в лучшем случае искусствоведы, точно так же, как до недавних пор целевой аудиторией Бруно Дюмона, были в основном пуристы. Символично, что оба уже твердо вошли в историю, как люди искусства: режиссер, шумно ворвавшийся в кино «Жизнью Иисуса» и «Человечностью», после долго не мог найти себя, экспериментируя с жанрами и фабулами, плавно перетекая от сомнамбулической эротической мелодрамы к мистической экзистенциальной притче. Байопик, в принципе, это было последним, чего можно было от него ожидать, правда, назвать «Камиллу Клодель 1915» стандартным биографическим фильмом равносильно трактованию картин Шарунаса Бартаса, как в простые и понятные для всех человеческие трагедии. Пусть француз, хоть и уходит в принципиальную аскезу, работая над каждым своим произведением, в отличие от литовского постановщика, предпочитает выразить свои мысли, проговаривая их через своих героев, пусть каждый диалог конкретно здесь, звучит почти как откровение. Уже в первые минуты зритель словно погружается в мрачную и безысходную темницу, психиатрическую клинику где-то на юге Франции, заключившую в своих стенах редкий талант скульптора, выглядевшей на фоне остальных пациентов едва ли не прихожанкой из другого мира: все потому, что у Дюмона не бывает полутонов, недомолвок, он не ограничивается намеками. Сумасшедшие в его фильме – настоящие, с перекошенными лицами, с безумием в глазах, врачи измождены, пейзаж из окна – такой прекрасный, мгновенно запечатленный, бесконечно далекий. Шаг вправо – сочли бы за слабость, шаг влево – не миновать риторической гиперболы, не уместной, пожалуй, в упомянутом контексте. Возможно, Жюльет Бинош, одна из лучших француженок-актрис своего поколения, не играла так со времен ее сотрудничества с Малем, Караксом и Кесьлёвским. Обилие крупных планов, сосредоточение экранного времени на ее попытках вырваться из заточившей ее тюрьмы, другими словами, это едва ли не фильм одного персонажа: и Бинош с блеском проходит испытание, выдавая полноценный перформанс, объемно моделируя портрет непонятой, непризнанной, являющейся едва ли не заложником у всего мира. Но еще более удивительно наблюдать за перевоплощением Жана-Люка Винсента, дебютанта (!) в большом кино, чей невероятный монолог, выдающий в его персонаже, Поле Клоделье, религиозного фанатика, чьи постулаты ценностей ставят под сомнение отношение к собственной сестре, может буквально опустошить неподготовленного зрителя. На самом деле, не зная фактов из жизни семейства Клодель, можно получить двойное удовлетворение, понимая уже сразу после экспозиции художественный замысел автора, за всеми этими референтными панорамами, звенящей тишиной, съемкой на каком-то невероятном уровне мастерства. Где грань между безумием и гениальностью? Как сказали в одном хорошем фильме, это две крайности одной, и той же сущности, амбивалентность ситуации заключается в том, что ответа на вопрос Дюмон не дает, по крайней мере, однозначного. Скорее, он предлагает зрителю самому сделать предположение, основываясь на увиденном; доподлинно известно, что паранойя пациентки отнюдь не возникла на пустом месте, и заговор, озвученный за неторопливое действие несколько раз, вполне мог не являться плодом воображения. Так, по некоторым версиям, вонзить нож в спину мог даже не Огюст Роден, ее бывший возлюбленный, а родной брат, всегда бывший в тени более талантливой Камиллы, таким образом убравший ее с пути, ведь при всех психических отклонениях, она прекрасно осознавала окружающую ее реальность. Но не менее логична и другая версия, где разум не выдержал подряд несколько стрессовых ситуаций (разрыв с Роденом, смерть отца), а приверженность к духовным ценностям, стремление к абсолюту, всегда берет свое – талант чаще всего тяжкое бремя, а птицу со слишком ярким оперением нельзя удерживать в клетке слишком долго, даже если это клетка – целый мир. 9 из 10

К его восприятию лучше загодя подготовиться. Как минимум, прочитать в Википедии об этой женщине, рассмотреть фотографии ее скульптур и скульптур Родена, пересмотреть предыдущего Дюмона (любого, кроме унылой порнографии '29 пальм') или Бергмана, а также что-нибудь с Жюльет Бинош. Потому что в этом медленном, молчаливом и страшном фильме есть что-то сакральное, что-то, что негоже получать просто так, как облатку на причастие. В картине показаны несколько дней жизни Камиллы Клодель в клинике (приюте?) для умалишенных. Никакого действия нет - главная героиня ест, спит, моется, ходит по двору, сидит на скамье, смотрит в одну точку. Она боится, что ее отравят, спрашивает у старого доктора, когда же ее выпишут, и как весны ждет визита своего брата, ибо верит, что после разговора с ним сможет выйти и поехать в маленький провинциальный городок, тихо жить в нем, работать и не привлекать ничьего внимания. Дабы скрасить зрителю ожидание брата, большинство режиссеров пустилось бы в путешествие по прошлому героини, объясняя, как и почему она оказалась в лечебнице. Дюмон ничего не скрашивает и почти ничего не объясняет. Прошлое проступает только в выражении лица и в глазах Клодель, когда она смотрит на монахинь и на безумных женщин, и видит в их соответственно равнодушных и сломанных движениях уродливые отражения своей исчезнувшей жизни. Она находится в аду - талантливая, измученная, стареющая, но все еще красивая женщина меж скрюченных монстров, трогающих ее своими слюнявыми пальцами. Они играют спектакль о любви, говорят на сцене признания, смысла которых не понимают, а она, поначалу глядя на них с улыбкой и кроткой жалостью, вдруг осознает, что это пьеса для нее одной, что это дьявольская насмешка над ее жизнью, омерзительное послание от любовника, укравшего ее молодость и гений и запершего ее здесь. Брат должен помочь, братишка должен вытащить ее назад, но когда зрителя уводят из обители и он неторопливо, с некоторой скукой, которая неожиданно превращается в холодный экзистенциальный ужас, наблюдает за этим ухоженным Орфеем, трогающим в темном номере гостиницы свои плечи и пишущим аккуратным почерком свои заметки о Божьем откровении, зрителя охватывает такая растерянность, такое четкое ощущение отсутствия малейшего смысла в происходящем, что кажется - картинка осыплется сейчас пикселями и экран погаснет навсегда. Есть люди, у которых получается верить в Бога, оставаясь при том немилосердными; благо, Господь за это не карает. Они спускаются в ад, смотрят на тех, кого любят, и, не оглядываясь, убежденные, что именно так и должно быть, возвращаются из ада одни. Кто их осудит? Такова их вера и таков их Бог. Он бессмертен и непобедим, ибо он есть оправдание их собственной никчемности. Жизнь продолжается, встает солнце над горами, где-то шумит война, цветут сады, и люди все также молча сидят у стены на скамейках, ожидая, когда их заберет смерть. Актерская игра Бинош в этой картине достигает таких высот, что о ней, как и о любом настоящем произведении искусства, бессмысленно что-то говорить - она требует только непосредственного восприятия. Не будь ее, все медитативные достоинства фильма превратились бы в его недостатки, и мы увидели бы лишь невероятно нудную драму о женщине, с которой бесчеловечно обошлись. 10 из 10

Кино о музе и любовнице Огюста Родена, на которой он не захотел жениться Несколько обличительных монологов Клодель, адресованных главным образом Родену, совсем чуть-чуть холодноватых, но красивых пейзажей, и лиц, искаженных гримасами психического нездоровья – вот собственно и вся драматургия картины, сценарий к которой писал сам режиссёр, до сих пор не снимавший исторических картин и предпочитавший работать исключительно с любителями. Похоже на то, что Бинош сама создавала рисунок роли и, мне кажется, не смогла её наполнить ничем особенно примечательным. Смотреть за почти не меняющимся выражением лица актрисы - удовольствие не из самых больших. Тем более что до конца (во всяком случае) этого фильма так и остаётся загадкой: была ли Клодель одержима и если да, то насколько? Бинош не проявляет никаких очевидных признаков душевного расстройства, на чём так настаивали её родственники, некоторые исторические факты и предыдущий фильм с Изабель Аджани и Жераром Депардье в роли Родена, снятый ровно четверть века назад. Здесь Родена вы не увидите, вместо него в конце появится Поль Клодель - младший брат Камиллы, вроде как и инициировавший заточение родной сестры в психушку. Подозреваю, что Дюмону хотелось отследить фазу перехода – от ещё не угасшей надежды на спасение к смирению перед мыслью навсегда остаться заточенной. Что собственно и случилось: Клодель провела в этой лечебнице последние 30 лет жизни. Возможно, её финальная улыбка и должна была стать, по замыслу режиссёра, тем самым принятием своей незавидной участи. Или это всего лишь игра моего ума, желающего всегда находить хоть какой-то смысл в происходящем. С одной стороны, хочется порадоваться за французов, позволяющих себе снимать столь независимое от зрителя кино. С другой стороны, хочется выразить озабоченность по поводу дальнейшей судьбы постановщика, участь которого была бы незавидна в любой другой стране, поскольку после такого опуса, как этот, он уже вряд ли нашёл бы инвесторов для своего следующего проекта. И поскольку Дюмон работает главным образом с подавленными или не проявленными чувствами, то мы имеем здесь высушенное до предела кино, да ещё и с явным переизбытком физиологии. Но Франция - это вам не Америка и даже не Россия. Дюмон, откликнувшись на просьбу Бинош «поработать вместе», оказал ей медвежью услугу, поместив в окружение реальных клиников и снабдив высосанной из собственного мизинца драматургией. С естественным человеком, как с животным, профессионал без поддержки режиссёра сразу становится беспомощным. Дюмон, не раз признававшийся, что не знает, как работать с профессионалами (и по этой причине никогда прежде с ними не сотрудничавший), по сути, просто подставил французскую звезду, которая не смогла тут ровным счётом ничего сделать самостоятельно. Но только не надо думать, что профессионалы априори обречены быть фальшивыми рядом с теми, кто ничего из себя не изображает. В качестве контраргумента мне сразу пришла на память картина Андрея Кончаловского «История Аси Клячиной», в которой московская театральная актриса и кинозвезда Ия Саввина буквально растворилась в окружении деревенских жителей русской провинции, быстро принявших её за свою…

Камилла Клодель – талантливый скульптор, прожившая несколько лет затворницей в своей мастерской и заработавшая психическое расстройство. Стараниями брата Поля ее помещают в психиатрическую клинику Монтедеверж, в которой ей предстоит провести почти 30 лет. Перед зрителем предстанут несколько дней быта героини в этом мрачном месте, где она страдает от безделья, отсутствия возможностей для творчества и контактов с родственниками, ожидая, что ее навестит брат и спасет из этого ада… Любимец Канн, да и вообще европейских критиков, режиссер Брюно Дюмон («Фландрия», «Гуманность») относится к той группе арт-режиссеров, которых либо очень любят, либо наоборот. Я отношусь ко второй группе, поэтому его новое творение не изменило в моем сознании ровным счетом ничего относительно его авторского стиля. Те, кто оценил его предыдущие работы, воспримут эту картину с восторгом, остальные, спавшие на его фильмах (как я), могут смело пройти мимо. Лично я не приемлю в его работах эту отстраненную манеру, поскольку она отстранена прежде всего от зрителя, создавая ощущение, что режиссер снимает кино исключительно для себя одного, ну и десятка друзей или критиков. Его фильмы лишены той магии, из-за которой люди любят смотреть кино, поскольку кинематограф – вещь, прежде всего, зрительская, а наблюдать в его творениях лично мне зачастую ровным счетом нечего. Речь не идет об упрощении авторских мыслей в угоду более простому зрительскому восприятию, а об исключительно некомфортном, высокопарном и зачастую просто нудном повествовании, особенно, когда речь идет о его новой работе. Лучше всего ее охарактеризовала одна заметка в нашей прессе, где заметили, что «героиня Бинош весь фильм страдает от безделья, а режиссер занимается тем же самым». В самом деле, в кино нет никакой истории – камера бесстрастно, статично запечатлевает пару будней героини, не приготовив никакой фабулы, завязки-развязки и кульминации. Были взяты просто пара актеров и несколько реальных сумасшедших, а оператор в течение полутора часов молча запечатлевает, как героиня смотрит на стены, деревья, ходит по коридорам и страдает, ожидая, что ее когда-нибудь заберут отсюда. Единственное, ради чего стоит смотреть фильм – фантастическая игра Жюльетт Бинош, которая своим взглядом завораживает и гипнотизирует, не боясь предстать на экране старой, измученной, страдающей женщиной. Актриса сполна раскрывает образ человека, чей разум заточен в самой страшной тюрьме, что особенно ужасно для творческой натуры, душа которой тяготеет к прекрасному, а вокруг оказываются только мычащие обезумевшие животные. Очевидно, что эту же мысль хотел передать и Дюмон, но растягивать ее на полтора часа, приправив замудренными диалогами с братом, мне кажется сомнительным оправданием для создания кино. Все остальное безжизненно, мертво, статично и стерильно, и, пусть со мной многие не согласятся, на мой вкус, одной талантливой актрисы и демонстрации одной-единственной идеи о том, как ей там плохо, при отсутствии истории и сюжетной наполненности слишком мало, чтобы сделать кино чем-то большим, чем одноразовым зрелищем для критиков. 6 из 10

Это одна из лучших работ мною любимой Жюльетт Бинош, как минимум с 'Копии верна', 2010 и безусловно, один из самых 'зрительских' фильмов самого Брюно Дюмона. Три дня из жизни гения, творца-скульптора, заточенного в психиатрической клинике в Монверге под Авиньоном, эти дни для мадемуазель Клодель как целая жизнь. Она уже не скульптор, вдохновляемая идеями и природным умом, она - полусумасшедшая застигнутая врасплох и отвергнутая семьей... Ее брат Поль - это дьявол-искуситель, напыщенный и эгоистичный поэт-философ, скрывающий свою истинную сущность под личиной веры в Творца, но не в гений-сестры... О мой бог, Дюмон воплотил на экране мир 'художника', в стенах лечебницы,- женщины-мученицы среди 'сумасшедших 'тварей'', в каменистых застенках, где нет места творчеству, нет места светлым чувствам. Камилла осознает свою беспомощность здесь, возможность творить, создавать... всего этого больше нет, и даже кусочек глины, найденный ей в саду отвращено отброшен в сторону! Нет больше скульптора Клодель, но она еще сохраняет надежду выйти из стен, она денно и нощно ждет брата Поля, это дает ей возможность жить, с болью и нерешительностью в глазах... ее душа еще светла, ее лик еще не потерян для лучей солнца. И это осознание не ушедшей надежды держит нас до конца... не Камиллы, а конца этого ада. Разговор с Полем напряжен и литературен словно в пьесе, сестра и брат, как лед и пламень, она горяча и открыта, Поль холоден и тверд. Диалог не приводит ни к чему, кроме 'мнимой' надежды Камиллы вырваться из-за стенок в очередной визит брата. Главный врач клиники призывает Поля забрать сестру, она 'стала спокойней и не представляет никакой опасности для общества, может жить одна, где-нибудь под Парижем и заниматься любимым делом'. Поль нем, он как будто не слышит слов доктора... Мы понимаем, мадемуазель Клодель не выбраться из Монверга никогда. Камилла вышла в сад, присела на скамью, у каменной стены, ее взгляд устремлен в даль, и утренние солнечные лучи озаряют ее светлое, морщинистое лицо. Легкая улыбка, и томная глубина в глазах,- она смирилась, и этот свет обрывает темный экран с титрами. Гениально... 10 из 10

Три-четыре зрителя в зале на второй день проката – это не самый плохой показатель для фильмов Бруно Дюмона. Вряд ли на сеанс, начинающийся ближе к 12 ночи, попадёт случайная группа подростков или любовная парочка. Кому это нужно, да ещё и на языке оригинала с русскими субтитрами? Пожалуй, тут можно говорить только об интересе критиков и некоторых синефилов. Если ворваться в соседний кинозал с оружием в руках и за шкирку притащить случайного перепуганного зрителя на премьеру «Камиллы Клодель, 1915», то вряд ли от него можно будет добиться хоть сколь-нибудь адекватного рассказа о новой работе французского автора. Оценивая творчество Дюмона с негативных позиций, каждый его фильм можно охарактеризовать коротким предложением: скучное нечто о провинциальных идиотах, где большую часть времени ничего не происходит, но периодически можно наблюдать попытки испугать жестокостью и удивить письками или неадекватным поведением. Впрочем, лично мне больше нравится такая формулировка: Бруно Дюмон снимает сугубо авторское кино без компромиссов, это удивительный и очень требовательный к зрителю режиссёр, просмотр его фильмов – не развлечение, а скорее уж работа, однако при должном уровне концентрации очень просто окунуться с головой в мир люмпенской эстетики, вызывающего натурализма и психических отклонений. Для Дюмона характерен потрясающе живой минимализм, но здесь нет ничего общего с гениальной простотой Брессона, тут скорее можно говорить о типе аскетизма популярного у современных режиссёров: нарочито простая форма и радикальное содержание. В своём новом фильме «Камилла Клодель, 1915» Бруно Дюмон немного удаляется от своей манеры повествования и даже ненароком заглядывает на территорию моего любимого европейского автора – Ингмара Бергмана. Подавляющая часть творчества Бергмана представляет собой исследование глубин человеческой психики. Великий швед часто обращается к теме взаимоотношений, однако делает при этом упор на интеллигенцию и интеллектуалов, способных выразить свои чувства словами. Сложная мотивация, базирующаяся на двойственной сущности людей, это скорее некая абстрактная динамическая конструкция, нежели детский пазл, имеющий конкретное конечное решение. При этом, конечно, Бергман – театральный режиссёр, который расширяет на большом экране рамки театра за счёт крупных планов и шикарного монтажа. Дюмон, разумеется, менее искусный художник, но при этом всё же заметный препаратор темнейших закоулков человеческой души от мира кино. Он в своих экспериментах, напротив, предпочитает использовать простых людей, эмоции и действия которых не находят выхода в виде словесного анализа. К примеру, жанр дебютного полного метра француза «Жизнь Иисуса» на одном из сайтов был иронично обозначен как «житие низов». С «Камиллой Клодель» всё несколько иначе: здесь всё тот же очень условный сценарий, много импровизации, непрофессиональные актёры, но мы имеем дело уже не с фильмом о люмпенах для умников. На первый план у Дюмона выходят аристократы в лице Жульет Бинош, исполнившей главную роль, и Жана-Люка Винсента, сыгравшего её брата. Оба ощутимо фальшивы. Лично меня в фильмах Дюмона всегда поражала фантастическая естественность «маленьких людей», им не приходится играть. Многозначительные взгляды, обретающие смысл в зависимости от контекста, это такой кулешовский трюк, который здорово работает, если его правильно применять. А вот станиславщина и попытки сыграть женщину на грани нервного срыва в окружении реальных сумасшедших – смело, но предсказуемо провально. Сама история Камиллы Клодель, француженки, широко известной благодаря своему таланту скульптора и насильственному заточению в психиатрической клинике, имеет невероятно широкие возможности для толкования. Как она пережила 30 лет, находясь в постоянном контакте с сумасшедшими? Врач тоже находится в контакте с больными, но это стресс совсем другого уровня. Тем более, надо понимать, что врачи не просто так пытались убедить семью Клодель, что нужды держать Камиллу под замком нет, но никто так и не дал согласия на её освобождение. Однако, в итоге, вместо развития истории несчастной женщины, нам большую часть фильма приходится наблюдать за попытками Бинош выдавить из себя улыбку в каком-нибудь случайном эпизоде или закатить без каких бы то ни было причин истерику в окружении настоящих психически больных. Положение дел омрачает ещё и присутствие в кадре брата Камиллы, чьё воплощение на экране Жаном-Люком Винсентом необъяснимо ужасно. Фильму нужен был Пол Клодель, безусловно, но вся эта натужная болтовня никуда не годится. Я никак не ожидал такого упора на крупных планах и театральных страдальческих монологах, притянутых за уши. Дюмону обычно не требовалась помощь в виде банальных псевдо-философских рассуждений, а от смакования страданий отдаёт пародией на Бергмана. Сила французского автора была в недосказанности. И Бинош, и Винсент, кажется, совершенно не понимают, что происходит, они выглядят растерянными перед камерой, но когда они открывают рот, то это значительно усугубляет ситуацию. После таких сцен я всегда вспоминаю «Шёпоты и крики»: сколько эмоций пробегает на лице сестёр во время их жарких бесед? Живые глаза, в которых переход от раскаяния до насмешки и злобы мы ощущаем, даже не вслушиваясь в текст, микромимика, характерная для каждого человека, но часто не находящая себе места в кинопостановках – это всё признаки понимания всей сложности отношений человека с окружающими его людьми и с самим собой. Профессиональные актёры у Дюмона кажутся задеревеневшими. И это при том, что сумасшедшие и работники клиники выглядят предсказуемо безупречно. Дюмону не нужны помощники в виде профессиональных актёров, он мастерски работает с типажами, а не последователями системы Станиславского. В сценах с безумной мадам Люка видится старый-добрый киноманьяк, умеющий показывать без прикрас табуированные в Голливуде вещи. Да и эпизод с репетицией спектакля был бы идеален, если из него вырезали бы нелепую истерику Бинош. Мне всегда казалось, что снимать лучше всего о том, что ты лучше всего понимаешь и чувствуешь. Конечно, история кино знает Кубрика, поставившего сразу несколько гениальных фильмов, совершенно не похожих друг на друга, но я абсолютно убеждён, что лучше бы Дюмону оставаться Бруно Дюмоном, а не пытаться экспериментировать на поле чисто бергмановской эстетики. Новый опыт – это не так уж и плохо, если только подойти к этому с трезвой оценкой собственных возможностей и полным пониманием своих слабых и сильных сторон. Надо сказать, что со времён своих первых работ, Дюмон ощутимо продвинулся в ремесле. Для подобных режиссёров вообще характерна некоторая скупость в том, что касается формы, но правильное использование малой грубины резкости в отдельных эпизодах и эти потрясающе уместные порывы ветра говорят о том, что он сделал шаг в сторону эстетики Рейгадаса и Тарра. Несмотря на общий уровень его последних работ, я очень надеюсь на то, что Дюмон всё-таки ещё снимет своё «Сатанинское танго» или «Безмолвный свет», продемонстрировав свой яркий и индивидуальный подход к языку кино.