отзывы и рeцензии

Болеро. Душа Парижа: отзывы и рeцензии

В открывающих фильм титрах первым делом раскрываются все козыри, представляя Болеро как произведение, которое исполняют все, кому ни лень в любом жанре по любому поводу. Хит, который звучит в мире каждые 15 минут. Да, намёк понятен – сейчас покажут, как рождался шедевр. И никто не спорит, это оригинальнейшая и абсолютно завораживающая музыка, медленно распрямляющаяся как стальная пружина до момента своего апофеоза и так любимая всеми музыкантами и хореографами мира за свою невероятную ритмичность и производимый эффект. Все, кто видел, как Майя Плисецкая или Сильви Гиллем танцуют Болеро, поставленное Морисом Бежаром, понимают, о чем речь – это полный восторг и толпы мурашек! Однако несмотря на фоновое повторение темы, а ещё тиканье часов, стук дождя и прочие ритмические повторы Болеро уходит на второй план, поскольку оказывается, что авторы решили совместить приятное с полезным – начав рассказ с Болеро, они между делом решают поведать биографию композитора с юных лет. И в результате получилась вовсе не иллюстративная статья из Википедии – это было бы, возможно и лучшим выбором, но нет, фильм получился такой хаотичной ретроспективой без отправной точки – эдакий «взгляд и нечто», когда режиссёр просто перенесла на плёнку разные моменты жизни композитора, причём не самые музыкообразующие. К сожалению, отдельная история про Болеро также не случилась, где взявшая Равеля за горло Ида Рубинштейн заставила-таки его написать для себя балет длительностью 17 минут. При этом все, кто имел отношение к исторической постановке балета помимо Иды, а именно Бронислава Нижинская, Александр Бенуа здесь совершенно забыты, их просто не существует в природе, как и сотрудничества с дягилевскими Русскими сезонами, а репетиционные сцены почему-то вылились исключительно в дилетантски-неубедительный танец и неловкую эротику от Жанны Балибар, исполнительницу роли Иды. Пожалуй, это самый неудачно выписанный и сыгранный персонаж, потому что помимо того, что Балибар на 10 лет старше Иды того периода (ей 56 лет), так вместо ярчайшей и выразительной словно статуэтка танцовщицы мы получили какую-то экзальтированную куклу, которая без жеманничанья и странных телодвижений не может и слово сказать, и больше напоминает роскошно одетую базарную гадалку, чем сказочную Иду. Кроме того, мы узнаем много ненужной и ни на что не влияющей информации о проблемах Равеля с дамами, сцены с которыми судя по бедности и банальности диалогов и самим авторам не особо нравятся, но они упорно гнут эту линию. Безусловно, любая глупость о чувствах, сказанная на французском, звучит загадочно, а потому не столько раздражают, сколько вызывают недоумение. И постепенно создаётся парадоксальное впечатление, при котором с одной стороны делается все, чтобы спрятать поглубже и размыть личность Мориса Равеля как композитора, но все это понимаешь только, когда фильм заканчивается, потому что в какой-то момент попадаешь под обаяние этой незатейливой и очень атмосферной истории. В этом надо отдать должное Рафаэлю Персонасу, который играет главную роль. Хотя внешне он совершенно не имеет ничего общего с Равелем, но при этом так невозможно красив, синеглаз и обаятелен, умеет обращаться с роялем, и реально влюблён в своей персонаж, что может затянуть зрителя внутрь истории. Правда, в итоге мы ничего не узнаем о заказанном Равелю фортепьянном концерте для левой руки, ни о балете-опере «Дитя и волшебство», ни про пряный цикл «Шехеразада», ни о колоритных «Мадагаскарских песнях» и оркестровых произведениях, кроме Вальса, но и про Болеро мы узнаем только то, что шедевр написать чертовски трудно. Никто не сомневался, что гением быть тяжело, но, чтобы показать муки и радости творца, надо быть режиссёром другого эшелона. И что самое печальное, так это ощущение, что фильм закрепляет бытующий стереотип о том, что Морис Равель - автор одного лишь Болеро, а остальное, ну так, он тоже написал, конечно, но кого это интересует. И завершающая фильм оркестровая демонстрация данного факта не воодушевляет, а только заставляет сожалеть, что Морис Равель остался запертым как в клетке в собственном шедевре.

Название фильма «Болеро. Душа Парижа» не таит интриги, а прямо заявляет о путешествии по вехам жизни гениального Мориса Равеля. Детство, отблески службы Отечеству, музыкальная карьера, гастроли и, конечно, бурлящая богемная жизнь Парижа. Всё это разворачивается перед нами сквозь хаотичные призмы ретроспективной дымки, окутывающей события мягким флером ностальгии. Фильм Анн Фонтен по праву можно назвать картиной, где каждый штрих от механического вступления до шрифта финальных титров, несет в себе поиск гармонии между искусством и жизнью в новую промышленную эпоху. Зритель погружается в атмосферу через тщательно выверенные интерьеры и костюмы, меняющиеся в такт модным веяниям времени. Особенно примечательна эволюция галстуков — от их форм до способов завязывания, становящихся к финалу символом распада ментального восприятия действительности композитором. Морис Равель –автор произведения для оркестра «Болеро», главный герой повествования, предстаёт перед нами как автор, интуитивно нашедший звуковой пульс модерна с его навязчиво повторяющимися ритмами и однотипными движениями. В одной из сцен композитор прямо говорит о вторичности мелодии и первичности ритма и динамики. На протяжении фильма он практически не показывает различимых эмоций, их яркого проявления достойны лишь некоторые представители окружения. Нарастающее невралгическое расстройство ложится словно дымкой на всю жизнь композитора. Равель в исполнении Рафаэля Персона, имеющего пронзительный взгляд и обаяние, получает женское внимание, на которое фильм смотрит совсем нетипично. Химия притяжения героев больше напоминает медленное таяние льда, чем огненную лаву, характерную для жителей Пиреней. Персонажи в целом выглядят блёкло, кроме полной жизни и чувств танцовщицы русского происхождения – Иды Рубинштейн. Её слова о минорных тетрахордах звучат как откровения из древних индийских трактатов о плотских наслаждениях. «Болеро», написанное в рекордно короткие сроки, оказалось грандиознее самого композитора и его окружения. В этом фильме люди — лишь второстепенные элементы, первичны музыка и атмосфера эпохи. За скобками оставлены другие работы автора, на которые он тратил осознано больше сил. Это не то кино, которое захочется пересматривать снова и снова, ибо ему, парадоксально для индустриальной и механической эпохи, присуще неторопливость, плавность действия. Подобно музыкальному произведению, в конце фильма зрителя ждет визуальное крещендо, раскрывающее все звуковое богатство и нарастающий объём щедра Равеля. Медитативная биографическая драма обладает магнетизмом, заставляющим зрителя неотрывно следить за происходящим, гипнотически погружаясь в тонкий мир звуков композитора. 7 из 10