отзывы и рeцензии

Виолетта Нозьер: отзывы и рeцензии

После «Виолетты», в 80-ые, наступил заметный спад. Если в «Цыпленке под уксусом» Шаброль еще сыграл в старую игру, с переменой точек обзора, замирающими средними и крупными планами, намеками нуара (неонуара?) и джалло, то в сиквеле про того же инспектора Лавардена (хотя «Цыпленок под уксусом» прежде всего не про инспектора Лавардена), который так и называется: «Инспектор Лаварден», — мастер обидно слаб и поверхностен, пусть актеры и хороши. Даже его традиционная форма «В уездном городе Н…» не сработала. Ошеломляюще выстрелив в «Кровавом распутстве» (там на деле скорее «Кровавая свадьба», намек на Лорку), это разоблачение замкнутого, втайне жуткого и безысходного мирка французского провинциального города уже было все-таки законченным проектом для Шаброля. Но и все его изощренные приемы театрализации и вторых и третьих уровней значения, видимо, казались ему изношенными, он начал поиски новой, более достоверной, более конвенциональной («правдоподобной»), а значит, «реалистичной» манеры. Она не вязалась однако с наработанной техникой. Может быть, «Маски» — эта история слащавого ведущего гламурного телешоу для стариков, на деле — хладнокровного жестокого дельца — режиссерская удача 80-ых, но и пример почти до скрежета терзающего столкновения тоже, между прежним Шабролем и новым, находящимся на путях большей убедительности и большей прямолинейности. И то, лишь пророческое сходство телеведущего, персонажа Филиппа Нуаре, с известным Леонидом Якубовичем завораживает русского зрителя. «Виолетта Нозьер» была, может быть, наиболее яркой и потрясающей главой, написанной Шабролем в старой манере. Стремясь к глубокой психологической драме, он разрывает повествование на фрагменты, тасуя их. Нам кажется, что мы смотрим, но на деле мы то и дело проваливаемся в полусон восприятия, где смотрим не мы, а она — легендарная Виолетта Нозьер, убийца родителей, мошенница и просто рядящаяся во взрослую искушенную женщину девушка-подросток, мечтающая о красивой романтической истории. Так ее показал Флобер. Простите, Шаброль. И проваливаемся не только за счет флешбеков. Хичкоковскому Норману когда-то Шаброль противопоставил Ландрю, известного французского убийцу женщин. Но Норман — порождение пуританской семьи. Шаброль весь, всегда — бунт против семьи, которая во Франции бывала ханжеской, но никогда не была по-настоящему пуританской. Большинство фильмов Шаброля завязаны на адюльтере, а в «Nada» (1974), на волне кинонасилия, он показывает бессемейных анархистов, добровольных отщепенцев. Наверное, в голове у Ландрю было не все в порядке, как минимум «моральное слабоумие», но прежде всего он был жаден, любил флирт и верно оценивал текущую социально-бытовую ситуацию. История Ландрю рассказана с шокирующей неприкрытостью, с почти циничной откровенностью и без особой психологии. И значит, это был еще не вполне Шаброль. Все вышеперечисленное ведет к тому, что и надо (nada) сказать о «Виолетте». Ложь, лицемерие, намеки, недомолвки, вот что такое Шаброль, вот из чего соткано его кино 60—70-ых. Экономичная игра Юппер, тогда актрисы уже очень неплохой, но еще неширокого диапазона, коррелирует с очевидным желанием режиссера не говорить, «как все было на самом деле», поскольку он этого не знает и не предусмотрено, что знает. Настоящего ли отца убивает Виолетта? И что там было у нее с этим сомнительно-настоящим отцом (Жан Карме)? А с возможно-настоящим? Лицемерка Виолетта и вторая лицемерка, кинокамера, которая ведь не может захватить всё, отказывают зрителю в прямых ответах. Даже важнейший момент — поворот в поведении матери (Стефан Одран) не показан. Кажется, Шаброль вообще больше говорит цветом в этом фильме. Мрачноватыми цветами, замкнутыми и малоизящными обстановками. Была девушка, она несла «бремя мечты», как сказал Херцог, но не мечты херцоговского Фицкарральдо, а банальной до рези зубах девичьей — о красивой любви с поездкой к морю; она лгала, шантажировала, убила, она отдала все своей мечте. Потому что в мире пошлости пошлого человека эта курсистская греза парадоксально — не пошлость. Короче, «Виолетта Нозьер это я». Итак, разыгранная глубокая драма избавлена от груза подробностей, во всяком случае — достоверных подробностей. Но есть один момент — ни Ландрю, ни Виолетта не выдумка, они существовали. И Ландрю был воплощением 10-ых годов, аллегорией непоказанной европейской катастрофы. На процессе он говорит (у Шаброля): «Я все-таки утешал этих женщин» — женщин в бабьем царстве, из которого мужчины ушли на войну. Виолетта на процессе… врет? Неизвестно, возможно и ей самой. Но разговоры о Муссолини и Гитлере в начале фильма, военная форма — в 1935 году! -на любовнике Виолетты, у которого голова в окровавленной повязке (ничего страшно, ажиотаж вокруг процесса, разгоряченные противники и поклонники Виолетты, удар из толпы), наконец, финальные слова о судьбе Виолетты — всё выстраивает второй план большой истории. Виолетте наплевать на Муссолини и Гитлера. Но это ее история. Не Гитлер, а Виолетта для Шаброля воплощение 30-ых, аллегория надвигающейся катастрофы. Потеря реальности, конец рацио. «Надвигающаяся» катастрофа — уже катастрофа. В 1935 году приняты Нюрнбергские законы против евреев. А во Франции буржуазная, старомодно-рациональная мораль в очередной раз судит Преступление, судит мечтательную странную девушку, Виолетту Нозьер. Виолетта и есть катастрофа. 9 из 10

«Для меня преступление Виолетты Нозьер — это прямое следствие физиологической и психической невыносимости семейных тесноты и промискуитета для юной женственности. Начиная с определённой степени скученности уже неважно — было ли в семье кровосмешение per se или до акта не дошло, поскольку ум и и обострённые, вздёрнутые молодостью чувства неизбежно и грубо, грязно, мерзко, противоестественно дефлорируются при постоянных, навязанных, безысходных контактах с чужой, но кровно-родственной, а стало быть табуированной телесностью,' — так эпатировал публику Клод Шаброль в год вывода им на экран очередного эпизода из парижской криминальной гнуси. Экранную, рыжекудрую, с надменным вырезом ноздрей Изабель Юппер отделяли от прыщеватой, долгоносенькой, с сально провисшим под модным беретом каре распутницы и отцеубийцы война, оккупация, исход дешёвых в эксплуатации черноногих из оставленного Францией Алжира и славное тридцатилетие, окончание которого ещё никем толком не было осознано. Франция с энтузиамом переселялась из адищ городов в банльё, в двухэтажные теремки посреди весёлых лужаек. Демон жилищной стеснённости навсегда, казалось, оставил страну, и хотелось верить, что мучительная вонь его подмышек, рассеявшись, унесла с собой грехи, в которых была повинна. По билету музея Карнавале ещё лет десять назад можно было посетить квартиру «семейства Нозьер» в двенадцатом округе Парижа, как раз за Лионским вокзалом, на рю Мадагаскар — не точно ту, конечно, в которой произошло злодеянье, но очень на неё похожую — общей площадью в пятнадцать квадратных метров, без ванной, с единственной на все хозяйственные и гигиенические нужды раковиной, с мелким, утлыми ширмами огороженным унитазом. На этих метрах спали, кашеварили, ели, ярились, рожали, испражнялись и принимали гостей; все запахи и звуки убогого быта, все отправления живой, тлением города тронутой плоти были здесь на виду, на слуху, на нейронах обонятельных рецепторов, и некуда было скрыться от их унизительной, на укромность естества каждого посягающей агрессии. Потное волосатое брюхо отца в растянутой алкоголичке, разбухающее, заполняющее собой скудные кубометры, его надрывный храп, грязь его похоти к покорной матери — у розового носика, над розовым ушком, у розовых бутончиков новеньких, свеженьких, молодых грудок. «Фу! Воздуху, мне, воздуху!» — безмолвно кричала умученная отвращением дева, и проституцией-то промышляющая, главным образом, для того, чтоб иметь достаточно денег на комнатку в отеле Латинского квартала, где можно было бы хоть пару часов побыть в одиночестве. И как же мы её понимали. Нам ли не понимать ужасов метражной скудости, скученности, невозможности уединений. Надо сказать, жутковатым пониманием у богемы Виолетта Нозьер пользовалась и во время своего процесса. Сюрреалисты единым фронтом встали на её защиту, свято приняв на веру аргумент инцеста и педофилии со стороны отца, который барышня Нозьер выдвинула в своё оправдание. Поль Элюар писал: «Виолетта мечтала распутать и распутала змеиный клубок кровосмешений и лишений». Действительно, распутала. Освободила жилплощадь от благопристойного, но громоздкого, зловонного присутствия. Со стихами к Виолетте выступали Ги Розе, Анри Бретон, Сезар Моро. Она стала на весь тридцать третий год музой сюрреалистов, «чёрным ангелом» журнала, и её удлинённый, чуть кособокий силуэт в берете, в узком пальто до середины икры, с лицом, спрятанным в богатый мех воротника работы Мэна Рея, ещё долго ассоциировался с опасностью женских загадок, с ядовитым, но сладким соблазном порока. Впрочем, и честно осуждающая Виолетту Нозьер Колетт признавала, что «некоторые родители могут быть совершенно несносными, невыносимыми, и, будь мы честнее сами с собой, мы куда чаще признавались бы себе в том, что понимаем поступок Черного Ангела. Мои родители, имея, кстати, деньги, настолько лишены были какого-либо намёка на элегантность, что я ещё отроковицей осознала: показывать их важным мне людям категорически нельзя. Они — непоказуемы без имиджевых последствий для меня самой, модной, шикарной, с рафинированным жестом для каждой сигреты, для каждого Бугатти, в который я садилась, блестя остроносой туфелькой.» Вся Франция начала тридцатых тайком мечтала как-нибудь избавиться от потрёпанного, стыдного, занимающего слишком много места отца, затянуться упоительно дорогой сигаретой и поехать кататься на Бугатти… Виолетта была оправдана уже Шарлем де Голлем, не просидев в тюрьме и двенадцати лет и, по иронии злой судьбы, именно из-за серьёзности своего преступления избежала отправки в сорок четвёртом в концлагерь Равенсбрюк, где погибли практически все её товарки по заключению.

Я сегодня прибиралась и вспугнула маленького паучка. Он заметался, долго не хотел взбираться на тряпочку, с которой я его благополучно и стряхнула на траву за окном… … а, вечером смотрела фильм о глухоте и слепоте — то бишь безграничном цинизме, и думала, что не смогу написать рецензию, потому как не понимаю, не чувствую, не представляю и не измышляю движения души, которые добровольно ведут женщину на панель и на преступление ради любви, которой я не увидела, зато скрытое бешенство сыграно потрясающе. В конфликте виноваты обе стороны и деспотизм рождает ненависть. Она леденит глаза, делает холодным сердце и даёт ясный разум для свершения наказания за неправильную любовь к себе и жалкое детство. Думается мне — не любила она месье Жака. В ней, за холодной беспристрастностью, в закрытой наглухо топке цинизма — пылало мщение. Бога нет, — говорит Виолетта, — но должен же быть кто то главнее его? А, это постулат «Возлюби ближнего своего», а значит — прости! Последняя часть фильма затянута и удручает, штампом мышления общественности, где цинизм юности не воспринят, как причина преступления.

«Виолетта Нозьер» — французская, криминальная драма 1978 года режиссера Клода Шаброля. Фильмы этого режиссера полны необычных историй, криминала, убийств и ужасных, неожиданных концовок. В самых лучших его фильмах главную роль конечно же исполняет Изабель Юппер. В этом фильме мы видим историю молодой девушки по имени Виолетта. Они живет с родителями в небольшой квартирке, и в тайне от них занимается проституцией. Когда Виолетта влюбляется в одного мужчину, она одаривает его подарками и деньгами, но ему все было мало, и чтобы уехать и быть вместе, им нужно было много денег. Виолетта решает убить своих родителей и завладеть их имуществом… Вообще эта история просто ужасна. Фильм психологический, и после него остается неприятный осадок. Роль Виолетты была чрезвычайно сложная и противоречивая, но Юппер — это талантище, и она играет свою непростую героиню просто шикарно. Изабель Юппер мастер самых сложных ролей. Данную роль она сыграла чисто и правдоподобно, что ее оценили кинокритики и подарили ей Серебряную премию за лучшую женскую роль от Каннского кинофестиваля. Стефан Одран тоже неплохая французская актриса, и в этой драме она сыграла отлично. Сам этот фильм пропитан болью, несправедливостью, бешенством, которое пряталось глубоко-глубоко в главной героини. Посмотрите «Violette Noziere», и Вас ужаснет и шокирует история этой молодой девушки. 8 из 10

Пожалуй, это один из лучших фильмов Шаброля и одна из лучших ролей Юппер. Предсказуемость детективной истории, столь частая у Шаброля, в этом фильме полностью нивелируется великолепной актерской игрой и нервным монтажом, подчас обрывающим сцены на вздохе. От Хичкока, заветам которого Шаброль следовал (не всегда удачно) с конца 60-х, почти ничего не осталось. Вся интрига — в душе Виолетты. Весь фильм выстроен вокруг главной героини, которую играет 25-летняя, всего пару раз за фильм улыбающаяся самыми кончиками губ Юппер. Не знаешь, чему больше восхищаться — то ли цинизму Виолетты, преображающейся из девочки в шлюху, из шлюхи в любовницу, из любовницы в преступницу, из преступницы чуть ли не в святую, то ли таланту Юппер, невероятно играющей все эти роли своей героини. Заслуженные Канны за лучшую женскую роль. Уже не первой молодости, но как всегда неотразимая жена режиссера Стефани Одран в роли матери Виолетты. В общем, смотреть обязательно.