отзывы и рeцензии

Рай: Любовь : отзывы и рeцензии

Помните цветаевское: «Простите Любви – она нищая! У ней башмаки нечищены, – И вовсе без башмаков!»? В общем-то, в фильме Ульриха Зайдля любовь тоже и разута, и раздета. И в общем-то, ее откровенничающая самой собой нагота почти что в шаге от юродства, которым спасался и, может, все еще спасается мир. Но очень большой вопрос в этом «почти», т.е. в том, о такой ли, как Цветаева, любви говорит нам австрийский режиссер, уверенно, строго, красиво, шокирующе и холодно-справедливо снявший свой «Рай» (часть 1). Видите сами, у Цветаевой, как у Павла, сказано о любви райского типа, той, что долготерпит, милосердствует, не превозносится, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит... И нет богаче нищего, который все отдал любви или во имя нее. Он обретает рай и сияние вечности. У Зайдля «нищие любви» любви не обретают. Оно и понятно. Это раньше писали и снимали о простом, о том, что миру отчаянно не хватает любви. Цветаева вот тоже… А сейчас, в мире, галлюцинирующем пустотой и до зубов укомплектованном всевозможными подделками под настоящее, снимают и пишут, что любовь ему – миру этому - не нужна вовсе. И если вдруг пробьется она (то ли смело, то ли слепо) сквозь замурованность чьей-то отчаявшейся души, то будет выглядеть как эта голая австрийская тетка, как безумная (чудинка, ненорма, аномалия, помеха), странная, чужая…С каким упорством, с какой непрошибаемой наивностью Тереза готова отдать себя и деньги красивому кенийцу с дредами, веря, слепо, бесконтрольно, как лунатичка, веря, что можно любить, и ей, и ее – можно! Рай иллюзий так ласков и откровенен своими миражами… Только изгнание из него незамедлительно. Что было пропуском в этот рай? Деньги – протезы цивилизованного потребления всего-всего: от напитков в баре – до тел и душ. В этом раю, где Терезе так хорошо поначалу, она никакой паутинкой, никакой вуалькой режиссерской от нас не спрятана (хоть самые роскошные сцены фильма как раз под вуалью-тюлем-сеткой). Наоборот – вся как на ладони, голая королевна любви… и рядом такой же голый король, только знающий, что голый. А когда все сломается, когда она поймет, что ее любовью был лишь живой вибратор, когда визгами и стонами поманит удовольствие и прикажет лакомиться до отвращения и забытья, и когда в бесконечной ловле сексуальных отрад будет уже непонятно (да и неважно), кто плотва, а кто щука, кто курица, а кто крокодил, когда Ева съест почти все яблоки, а последним сломает зубы... Тогда станет окончательно ясно, что этот фильм не о любви, а о ее фантомной боли (хоть ампутирована, но ноет). А его режиссер из тех великих (что ж поделать, сейчас именно такие великие), кто гасит свет, приговаривая, как мамаша Кураж: «подкупность у людей – то же самое, что у Господа Бога милосердие», а потом берет мир за хвост, бросает его к черту и зовет апокалипсис на «ты», то ли как друга, то ли как младшенького: джамбо тебе, джамбо! И полное акуна матата… Уверена, ни любовь, ни веру в нее, режиссер опорочить и опозорить не хотел, нет в его замаскированном под потеху вопле ни стеба, ни самомнения, ни легкомыслия (грех - искать в этом фильме что-то веселенькое). И, наконец, свою героиню он любит, давая и ей возможность какое-то время тоже любить… По большому счету, я не могу принять в талантливейшем Зайдле одного. Любя и говоря о любви, он остается трезвым в стельку (и его строгий, фронтально-симметричный, выглажено-правильный и до буквальности красивый эстетизм – тоже трезв). Режиссер дает нам правду факта – слезы опустошения поломанной стареющей женщины в одиноком номере ее несбывшегося рая, слезы никому и ни зачем. А мог бы дать, т.е. подарить, правду Любви: «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится...». Именно поэтому кино «Рай: любовь» кровью и плотью принадлежит своему разочарованно гасящему свет времени, а не вечности. А вечность ждет того, кто возвратит не раз шельмованному и обесславленному современным искусством слову «любовь» его исконно-первоначальный возвышенный – райский - смысл.

Ульрих Зайдль – не из тех режиссеров, что заботятся об эстетическом удовольствии зрителя. Как любой порядочный австриец, в своих кино-высказываниях он строг, лаконичен и не стесняется резать по живому. Начав как документалист, он и в дальнейшем придерживался реалистической манеры. И так же как его более заслуженный соотечественник Михаэль Ханеке, основным предметом своих эмпирических изысканий, он выбирает современного европейца. Нисколько не церемонясь, он, подобно заправскому скорняку, снимает со своих героев, в которых безошибочно угадывается, тот, или иной, класс европейского общества, поверхностный слой. И здесь уже чувствует себя, как древесный червь в трухлявом туловище когда-то гордого и могучего Древа Жизни. В молодости Ульрих Зайдль хотел стать священником. И, безусловно, клерикальный скепсис относительно духовного благополучия людей нового века, чувствуется в его зрелых работах. Вот и центральный персонаж самой успешной из них, «Рай: Любовь», Тереза, не находит своего счастья. Уже слишком запущенная и немолодая для амурных приключений, она еще не так стара, чтобы не ощущать позывов плоти. Поэтому идеальным решением, в какой-то момент, становится визит в Кению, где, как говорят, плоть молода и свежа, а ее обладатели для любви границ не знают. Но вскоре обнаруживается, что Кенийцы, хоть податливы, но ужас как корыстны. В Раю действуют свои правила и он, как и стоило полагать, иллюзорен. В весьма комичной манере, Зайдль демонстрирует нам хождения Терезы по замкнутому кругу раскаленных эбонитовых фаллосов, на которых как сливочное масло, таят ее романтические фантазии. А в промежутках между – еще и содержимое кошелька. Тут то и обнажается вся подноготная единственной по Зайдлю актуальной для европейца версии Рая. Вход в него платный. Вот что бывает, когда товар и продавец это одно, так скажем, лицо. Механизмы общества потребления, оказались усвоены аборигенами не хуже, чем гостьям из цивилизации, собственно и преподавшим сей ценный урок. Так что удовольствие здесь получит лишь самые честные в своем консюмеризме. Те, для кого эта схема столь естественна, что другой просто не существует. Зайдль по привычке выстраивает весьма отталкивающий образный ряд, который несколько теряет в эффекте из-за упомянутой комичности происходящего. Зато в плане общей смотрибельности, картина от этого только выигрывает. Тем более что на кульминационной сцене оргии, судороги отвращения минут лишь самых стойких. В общем, равновесие составляющих, которого так не хватало «Импорту-Экспорту» было успешно найдено. Верен себе постановщик и в манере повествования. Отдаляя своих персонажей от себя, он снимает с себя за них ответственность, предоставляя зрителю выносить вердикт. Который напрашивается сам собой. Как пелось в одной песне, нет любви в сердце большого города. Вот и в сердце джунглей ее не нашлось. И дело, конечно, не в локации, а населяющем ее контингенте. Ищет он вовсе не любовь, потому найти ее ему не суждено, пусть даже самом лоне инстинктов. Он ищет, пусть временного, но освобождения от благ и устоев, которых вроде бы так судорожно искал. Спрос рождает предложение и наоборот, выгодная сделка готова. Осталось только раскошелиться. Ведь кушать хотят все.

Бывший документалист в игровом кино все равно остается документалистом. Там, где нужно создать фантазию, он создаст инструмент, изобличающий реальность из-под груды фантазмов. Таков Ульрих Зайдль, который открывает «райскую трилогию» глубокими размышлениями о телесности, расизме и одиночестве в жаркой Кении. Безжалостный Зайдль отправляет в кенийский секс-тур пятидесятилетнюю Терезу. Она едва-едва смирилась с собственным телесным разложением, как вдруг выясняется, что небольшая инъекция расизма может вернуть ей радость 'любви'. Горячие негры с большими членами сулят 'сахарной мамочке' романтику, и Тереза в это старается даже верить, а потом, когда ее кидают, обкрадывают и разрушают, мамочка вспоминает, кто здесь хозяин, а кто раб, и что Африка, вообще-то, Третий мир. Скандальная популярность этого произведения, кажется, проистекает не столько из пикантной темы, легитимизирующей межрасовый секс за пределами сайтов для взрослых, сколько сильной степенью идентификации зрителя с героем, который, если еще не набрал лишний вес и не подурнел, то, скорее всего, готовится к этому в будущем. А там ад невостребованности, каждодневный ужас зеркала и дыхание старости за плечом. Зайдль даже не погружает свою героиню в эту ситуацию, она уже живет в ней. Достаточно раздеть полненькую актрису Тизель и положить ее рядом с мускулистым негром, чтобы она устыдилась себя по-настоящему, без актерских воплощений, и режиссер этим ресурсом беспринципно пользуется, но скорее как добрый, но хирург, намеревающийся поставить обществу диагноз. У Терезы есть подруги, такие же старые клуши, которые, однако, не тешат себя иллюзиями, что горячие молодые парни могут всерьез ими заинтересоваться. Умело играя на разнице валют и повальной проституции в нищей стране, они спешат получить максимум удовольствия за свой короткий отпуск. Боровшаяся долгие годы за независимость Африка вроде и проиграла экономическую битву, но Зайдль, кажется, намекает, что на фронте фертильности ей нет равных. Не надо даже завозить с Черного континента черных мужчин в Европу, белые женщины сами поедут за ними на черный континент. Зайдль словно говорит, что единственный способ принять себя - это уверовать, что 'другой' - животное, а тело - товар. И вообще-то, ничего кроме жалости это не вызывает. Хотя нет, еще массу вопросов к себе. Режиссер тем и безжалостен, что реализм его далеко не фильмический, а такой, который имеет непосредственное отношение к нам, к нашей самооценке, реакциям, комплексам, надеждам и страхам.

Африканские мальчики зреют для бледных красавиц, танцоры по найму без устали и печали. Спокойные спины хранят стволы и патроны, на дерзости не отвечают (с) Как же ещё завершать год, если не просмотром столь безнадежно-реалистично-упаднических картин Ульриха Зайдля. Его трилогия словно три великана, на которых держится мир каждого отдельного человека - имя им Вера, Надежда, Любовь. И то, как видит эти светлые добродетели Зайдель, то какими он представляет их - в виде документального кино, способно шокировать даже самого стрессоустойчивого зрителя. Любви хотят в любом возрасте, в любой расе, в каждой стране и на каждой улице. И получить её можно любым способом, а за деньги даже ещё проще. Зайдель убрал из фильма весь романтизм и теплоту, что связывают со словом 'любовь', представив наш мир таким, будто никакой любви здесь не водится. Полная безысходности и мерзости картина, она не вписывается ни в какие моральные рамки и тем самым пугает. Ты понимаешь, что так ненормально, не должно быть, но тем не менее это происходит, пусть на другом конце света и не с тобой, но это реальность. Есть такие моменты в фильме, в которые хочется ослепнуть - слишком остро чувствуется самоунижение главной героини. Тереза приехала из прагматичной, сдержанной Австрии в жаркую и 'горячую' Кению за отдыхом, солнцем и морем, а пылкие африканские юноши оказались приятным бонусом к отпуску. По началу и для Терезы эта связь кажется дикой, невозможной, но глядя на развратную, смелую подругу, она словно послушное дитя вторит её, идёт на поводу, что в итоге приведёт её только к разочарованиям и бесконечному унижению. Тереза сама делает выбор. Она могла в любой момент сойти с этого пути и не поддаться искушению, но делает кардинально другой выбор и шагает к запретному плоду. Пока неуверенно и маленькими шажочками, но чем 'глубже в лес', тем раскованнее становиться главная героиня, и дальше она уже знает правила игры, поэтому больше не допускает ошибок. Весь фильм ты разрываешься между жалость к главной героине, отвращением к ней и раздражением. Вот именно этими контрастами играет режиссер: от заметных и очевидных (сцены с толстыми австрийками и грациозным негритянским юношей), до чуть интуитивно-понятных (когда Тереза осознаёт, что её просто использовали). Это не рай любви, это самый настоящий ад господства, самоуничижения, похотливости и вседозволенности. Сначала пожилые австрийки играют чернокожими юношами, как куклами, дергая их за все возможные ниточки. Потом уже черёд юношей отыграться на богатеньких дамочках. Вот и получается, что Любовь в этом райском месте не живёт. Отдельно хотелось бы отметить Маргарет Тизель, которая сыграла Терезу. Такая преданность свой профессии не может не восхитить. Ведь этой актрисе ещё жить с грузом такой роли, где ты выставляешь себя в самом омерзительном свете. Мало кто согласился бы показать свою непривлекательную наготу перед камерами. 'Рай: Любовь' - это та часть трилогии, в которой Зайдель даёт возможность каждому зрителю оценить свои чувства к героине, осмыслить их, осознать. Ведь сам он к ней по сути безжалостен и концовка не несёт облегчения - искупав героиню в волнах унижения, разврата и пошлости, он вернёт её к обычной жизни. 7 из 10

Беззастенчивая реалистичность зайдлевских картин (а до этого он снимал документальные и основанные на подлинном материале игровые фильмы) как бы трансформирует реальность в фантазию при помощи приемов контраста при переходе со сцены на сцену, показывающих всю противоречивость человеческой натуры, тщательным и даже метафорическим подходом к выстраиванию композиции кадра и интересными ходами в драматургии. Одиночество героини фильма «Рай. Любовь» остро чувствуется в сценах, где её маленькая фигурка идёт вдоль пляжа на фоне сумеречной панорамы моря, штиля, тонких хлипких лодок и нависающих кучевых облаков, где она звонит дочери, которая не поздравила её с днём рождения, когда курит в раздумьях в баре и плачет, когда в конце остаётся абсолютно одна. Тотальное одиночество женщин, перешедших рубеж в 50 лет, и в то же время человеческое желание любви и тепла, заставляет многих пускаться во все тяжкие. С приездом в райскую Кению они будто заново обретают молодость и сексуальность, бегают на свидания, разговаривают в компании о «парнях». «Рай. Любовь» – это история о женщине, которая ищет любви. Тереза прекрасно понимает, что уже не молода для поджарых чернокожих мальчиков, что повышенному к ней вниманию она обязана образу жизни местных «мачо», подразумевающему обогащение за счёт европейских туристов. Ей и не близки такие товарно-денежные отношения, ей бы хотелось восприниматься человеком «целиком, как личность, а не только тело с отвисшими сиськами, морщинами и толстым задом. Хочется, чтобы заглядывали прямо в душу, зрачки в зрачки». Мужчина, не вторгающийся в её личное пространство, не спешащий с порога что-то требовать и, что главное, не стесняющийся гулять с ней по улице под руку у всех на виду, моментально очаровывает разведённую женщину преклонных лет. «Любовь не имеет границ. Любовь бессмертна», - отвечает Терезе Мунго, когда та высказывает свои сомнения по поводу возможности его любви к ней. Ведь «в Африке любовь вечная». И это в какой-то степени правда: райский уголок всегда будет ждать тех, кому нужна любовь, и каждый её получит. Не за просто так, естественно. «Таким, как вам, нужен любовь, а я могу дать вам любовь. Я вам дам хороший, добрий, я могу ухаживать. Я забочусь тебя, ты забоишься меня». Скоро корабль любви Терезы, уже успевшей принять эти отношения всерьёз и пойти на некоторые жертвы ради них, как говорится, разбивается о быт, когда она понимает, что её использовали. Показателен эпизод, когда Тереза находит Мунго в компании его жены и набрасывается на него, а жена без проявления малейшей эмоции отходит в сторону. Потому что это хлеб здешних людей, единственное, чем они зарабатывают себе на жизнь, и потому неудивительно. Тереза же, ощутив некоторую власть над жрецами любви, не преминула ею воспользоваться. Она такая же ранимая, просто предай женщину, и она как можно глубже затолкнёт свои чувства и начнет казаться сухой и жесткой, но боль никуда не денется. В этом фильме Зайдль исследовал такое явление, как секс-туризм, и жизнь так называемых «пляжных парней», но при этом ещё и затронул причины подобного явления, уходящие корнями в чувственное. Туристы приезжают и выбирают себе рабов, однако потом сами становятся рабами.

Драма Ульриха Зайдля посвящена «тёмным и светлым» сторонам человека, которая во всей красе показывает различные подходы к жизни. Можно иметь любое мировоззрение и ценности в жизни, понимать поступки героини или их не одобрять, но равнодушным к истории остаться не получится, как бы вы ни постарались. Главная героиня, (МаргаретеТизель) 50-и летняя женщина пышных форм, затевает поездку в Кению, с одной единственной целью – сбежать от повседневной суеты, отдохнуть и расслабиться. По приезду за границу, Тереза встречается со своей подругой, которая ездит в Африку для получения немного другого вида отдыха – сексуального и раскрепощенного. И Тереза решает избавиться от комплексов и шагнуть на тропу столь заманчивого разгульного образа жизни. Сказывается и опыт одиночества, осточертевшего за 40 лет, и отсутствие спутника жизни, готового тебя, хотя бы выслушать, и желание жить и радоваться молодости в душе. В Кении очень развита практика секса за деньги, о которой без устали рассказывает Терезина подруга. Проникшись ее идеями отдыха и набравшись смелости, главная героиня отправляется на поиски ребят для утех. Помимо утоления своего сексуального желания, Тереза не теряет надежды найти истинное чувство там, где давно все измеряется хрустящими купюрами. Фильм Зайдля (мастера документального жанра) снят очень реалистично, и во время просмотра кино, возникает ощущение присутствия при съемке происходящих событий. Это отражается в каждой детали кадра. В пределах своего временного. .. места проживания, отлично акцентировано внимание на навязчивости местных торговцев. Ведь и в нашей обычной жизни, они умеют «достать» настолько, что уже хочется сбежать и с пляжа, и с любого другого места отдыха, что бы просто иметь возможность спокойно поговорить или помечтать наедине. В драме показана не только туристическая часть города, в которой все обставлено по высшему классу и весь интерьер «кричит» о богатстве курорта, но и та, «серая» жизнь, сотканная из стандартных проблем: как заработать и где взять деньги, что бы выжить. Зайдль затрагивает и тему привязанности к детям, которые вырастают и начинают свою жизнь, а мать, только осознает, что у нее отсутствует своя. Касается и понятия женской дружбы, в основном сводящегося к обычной болтовне и совместным посиделкам. За развитием сюжета искренне интересно наблюдать. На примере Терезы, мы сталкиваемся с тем, как каждый сексуальный опыт вселяет ей уверенность в своих силах и красоте, как человек окрыленный желаниями стремиться сделать шаги для получения своих целей. И пусть даже за деньги, и пусть без чувств – но она обретает намного большее – веру в себя. Поистине правду говорят, надежда умирает последней. Так и героиня, не раз сталкивающаяся за весь сюжет с непониманием и несоответствиям качеств в мужчинах, с ее желанным идеалом, находит в себе силы для новых этапов поисков. И как в других картинах Зайдля, концовка весьма логичная, хоть и не привычна для зрителя, привыкшего к западным фильмам. Присутствует и своеобразная ирония, и немецкая скрупулёзность в вперемешку с немалым количеством комедийных моментов. Рекомендуется смотреть тем, кто не боится увидеть людские пороки и пристрастия во всей красе, какими бы они не были правильными или не правильными с точки зрения морали.

Когда буквально за минуту до начала рекламного блока передо мной продефилировала девушка анорексичных форм с ведёрком попкорна, и, хотя зал был скорее пуст, чем полон, села рядом, я понял, что надо быть готовым ко всему. Лично я перед Зайдлем всегда стараюсь не есть, хотя бы часа три, но лучше - четыре-пять. Девушка делала всё наоборот. Уже к концу рекламы ведёрко было опустошено наполовину, притом что роликов было не так уж и много… Фирменный Зайдль не заставил себя долго ждать, в первом же кадре бросив зрителей в эпицентр гоночных баталий. Ребята и девчата - с синдромом Дауна и аутисты - гоняли, как сумасшедшие, на электрических гоночных машинках под наблюдением женщины-воспитателя, которой и предстояло стать главной героиней данного фильма. Дождавшись заслуженного летнего отпуска, и пристроив кота и неповоротливую, как тюлень, дочь-тинейджерицу в руки родственницы, Тереза – бюргерша рубенсовской комплекции и пост-бальзаковского возраста с доверчиво-вопрошающим взглядом тургеневской барышни - отправилась в свой первый «афро-тур» на берега Кении. Чтобы «отдохнуть» там в том эвфемистическом смысле, который вкладывала в это понятие одна из проходных героинь довлатовского «Заповедника». Введенная в курс дела ушлой подружкой, Тереза быстро сориентировалась в экзотической местности, и начала использовать в свое благо нехитрые услуги местной секс-индустрии. Правда, всякий раз наступала на одни и те же грабли: «влюбляясь» в очередного шоколадного «вьюношу», она снова и снова опустошала свой кошелек до последнего цента. Так, теша себя иллюзией, что листья ещё не опали, она наивно искала чувств и внимания там, где всё давно уже обратилось в бизнес. Зайдль, до поры до времени щадящий зрителя, в конце всё-таки не выдерживает и выдаёт по полной. По случаю дня рождения Терезы, подружки приходят к ней в номер с вертлявым как обруч кенийским «мальчиком». Вечер, обещающий быть томным, перерастает сначала в диковатый мужской стриптиз, а потом в вакханалию свального бабьего греха, во время которой пьяные пузатые австриячки хватают испуганного афро-африканца за вялый член, в надежде, что он таки приободрится... Поскольку в этот момент меня начинает слегка подташнивать, я невольно вспоминаю про свою соседку и с опаской поворачиваю голову вправо. Надо сказать, что, против ожиданий, мне с нею определённо повезло: мало того, что она не только ни разу не напомнила о себе, так ещё и явила собой пример абсолютной сдержанности, не выразив никаких эмоций, даже в такой, казалось бы, совсем уж экстремальный момент. Я же ловлю себя на том, что первый раз в жизни вижу мужской стриптиз. И то, что я вижу, мне как-то нравится не очень. Вернее, очень не нравится. И поскольку Зайдль всегда снимает в условиях максимально приближенных к боевым, я догадываюсь, что в жизни оно примерно так всё и происходит. Судя по шальному взгляду стриптизёра – парень явно под наркотой, а по замедленным и неточным реакциям тёток – все они «под хорошим шофе». И поэтому не понятно: то ли сочувствовать тем, кто оказался перед камерой, то ли просто пойти и (простите) поблевать. После премьеры Зайдль грамотно впаривал журналистам концептуальные умозаключения про неоколониализм, но сам вполне осознанно выступил тут как колонизатор, эксплуатируя услуги не только своих малоизвестных соотечественниц, которых понабирал на австрийском ТВ, но и дешёвый труд кенийских жиголо, тоже по большей части дебютирующих в «продвинутом кино». Начинавший свою карьеру в 1990-е годы как документалист, он довольно скоро начал дрейфовать к берегу игрового кинематографа, но окончательно к нему так и не причалил. Категорически отказываясь от работы с известными профессиональными исполнителями, они всецело продолжает полагаться на достоверность поведения своих «натурщиков», которых погружает в естественную среду современной жизни, часто весьма экстремальной, а порой и весьма нехорошо пахнущей. При этом его цепкий взгляд - кинодокументалиста-наблюдателя - фиксирует вещи, которые, как правило, ускользают от замыленных объективов телевизионных СМИ. Статичные кадры, необремененные действиями персонажей, сканируют более глубокий информационный слой - уже не быта, но (простите за пафос) бытия. И в этом основная сила Зайдля как режиссёра. Но чем интенсивней он пытается интерпретировать реальность, тем чаще соскальзывает в банальность. И в этом его слабость. Однако стиль, получаемый в сухом остатке противостояния двух этих начал, с некоторых пор сделал австрийского режиссёра завсегдатаем Каннского фестиваля.

Природа наша, согрешая tota В своём зерне, утратила, упав, Свои дары и райские ворота. Данте. «Божественная комедия», Рай, VII Австрийские кинорежиссёры славятся своим крайне скептическим отношением к достижениям современной цивилизации. Без устали выносит приговоры человечеству Михаэль Ханеке. Вторит ему менее знаменитый земляк Ульрих Зайдль. Оба рисуют мир постиндустриального Запада как место торжества благополучного упорядоченного ада. Оба уже неоднократно шокировали публику своим настойчивым желанием откровенно говорить о том, о чём говорить не очень-то принято. Зайдль на редкость не занудно размышляет о глубоко укоренившемся лицемерии современного человека, о бездуховности порядочных буржуа, о тотальной власти денег, о порнографии, о гастарбайтерах, наконец, о необходимости борьбы с лишним весом. Если в двух словах, все картины Зайдля служат иллюстрацией того, что человечество достигло пика своего вырождения, и дальше пути у нас с Вами нет. В новой картине с обманчиво обнадёживающим названием «Рай: Любовь» рай оборачивается адом, а любовью даже не пахнет. Одинокая австрийка, «мечта поэта», давно перешагнувшая рубеж «бальзаковского возраста», работает с аутистами и безуспешно воспитывает свою излишне крупную дочь. Выдавшийся отпуск она проводит в Кении, где наивно ищет любовь, понимание, человеческое отношение, призывает «смотреть ей прямо в глаза и видеть душу». Увы, узнав о таком явлении, как секс-туризм, она запросто подменяет все свои благие пожелания банальным развратом. Как всегда, смотреть картины Зайдля - удовольствие не великое. Причём не столько из-за обилия откровенных сцен с не слишком атлетично сложенными героями, сколько из-за душной атмосферы какого-то вертепа. Любопытно, что периодически возникающее по ходу просмотра чувство тошноты, заметно сильнее, чем при каждодневном созерцании реальной действительности. Дело, надо полагать, в том, что мерзости нашего мира режиссёр подаёт на экране в концентрированном виде. В каждом жесте и в каждом слове персонажей он обнаруживает подавленные комплексы и скрытые желания, собирая из этого портрет современного человека. Людские пороки Зайдль показывает словно патологоанатом: холодно, отстранённо, без примеси иронии, или даже сарказма, и уж тем более он не испытывает сочувствия к своим героям, даже к тем, кто действительно этого заслуживает. Таким образом, персонажи уподобляются винтикам гигантской бессмысленной машины, в которой движутся, под воздействием своих или чужих страстишек. Упорядоченно, по отлаженной системе, люди обращают свои жизни в пыль, неосознанно растрачивая себя на какую угодно ерунду, подменяя подлинные чувства их нелепой имитацией. Зайдль программно отрицает искренность современного человека, показывая, что безвозвратно ушли в старину простые человеческие отношения, и осталась лишь купля-продажа, обмен и торговля, импорт-экспорт. В действительности, хочется верить, всё не так. Но в действительности, как минимум, мы стремительно направляемся в этот концентрированный зайдлевский ад, вычёркивая всё человеческое, что в нас ещё осталось. «Акуна матата!» - то и дело выкрикивают герои на местном наречии, что означает: «Нет проблем». Проблем действительно нет, есть катастрофа вселенского масштаба: человечество агонизирует, ища спасения в сладостных утехах, но лишь ускоряя тем самым движение к окончательному фиаско. Пустившаяся во все тяжкие героиня, лишний раз убеждается в том, что все мужики сволочи, счастья нет, а сама она со своими необъятными телесами давно никому не нужна, даже за деньги. Как это порой бывает, за чертой окончательного нравственного падения находится отчаяние. И хочется верить, что в этом отчаянии и есть спасение, так как человек потому и отчаивается, что видит весь ужас своего положения. Вопрос лишь в том, какие уроки он из этого извлекает. 8 из 10

«Рай. Любовь» Толстенькой Терезе, домохозяйке из Австрии, 50. У нее дочь-подросток-лентяйка и неустроенная личная жизнь. Чтобы как-то разнообразить свою обыденность, женщина отправляется в Кению. Там она знакомится с такими же, как она, богатыми и одинокими тетками, и те ей рассказывают о достоинствах местных мужчин. «У них кожа на вкус как кокос и они очень большие – «во всех местах». После таких разговоров Тереза отправляется в «путешествие из одной койки в другую», чтобы самой убедиться в правоте подруг. Но суть в том, что таким образом в этом райском уголке земного шара женщина пытается найти настоящую любовь. А чернокожим мужчинам чувства белой туристки, увы, не нужны. Они жаждут только хрустящих купюр. Пытаются заработать на таких как Тереза. И выклянчивают деньги за свои услуги, причем искусно прикрываются больным сыном сестры или отцом. Мол, мани-мани нужны им на лечение. Фильм о секс-туризме и о глубоко несчастной женщине снял австрийский режиссер Ульрих Зайдль. Драма «Рай: Любовь» была показана в рамках основной конкурсной программы на последнем Каннском фестивале. Призов картина тогда никаких не получила, но эффект был как от разорвавшейся бомбы. И, прежде всего, потому что в фильме много голого тела. Найти актрису на роль Терезы оказалось не так-то просто. Она должна, во-первых, быть очень тучной и большой, а во-вторых, не бояться показать всему миру свои прелести в виде складок и растяжек. Но Зайдль нашел ее в театре и впервые привел в кино. Маргарет Тизель превосходно справилась с ролью. В начале фильма над ней смеешься: наивная толстая баба верит, что все эти Мунга, Карлос, Габриель и еще Бог знает кто, ее любят не за толстый кошелек, а за красоту души. А в конце фильме хочется укрыться подушкой и плакать вместе с главной героиней. Появляется сострадание к этому несчастному созданию. Всем хочется ласки, тепла и любви, независимо от возраста и весовой категории. Актеров-африканцев-профессионалов в фильме нет. Их искали непосредственно на месте. И практически все диалоги – это полная импровизация. «Рай: Любовь» - это первая история трилогии Ульриха Зайдля о «приключениях» трех женщин из одной семьи. Второй фильм будет показан уже очень скоро, на Венецианском фестивале «Рай: Вера». А третья часть: «Рай: Надежда» ожидается в прокате в следующем году. Изначально Зайдль хотел одну картину, но на выходе получилось пять часов. Пришлось сделать три серии. В своих «кино-рассказах» режиссер ищет ответ на вопрос «Что же такое рай?» Рай – это когда есть высокое чувство? А, может, рай – это когда есть, кому верить и не бояться, что этот кто-то тебя предаст? Или рай – это все-таки надежда, которая умирает последней?

Во многих аннотациях, в том числе и на сайте ММКФ, а также в многочисленных рецензиях сказано, что это фильм о женщине, которая уезжает в Кению с целью секс-туризма. Захватывающе, да? Но это неправда. Главная героиня Тереза, полная среднестатистическая женщина лет пятидесяти, едет в Кению просто отдохнуть, ни о чём ТАКОМ даже не помышляя. В секс-туризм её втягивает подруга, персонаж третьего плана, которая уже давно подсела на это дело и ездит в экзотические страны исключительно за ЭТИМ. Фильм очень натуралистичный, но не противный, как это иногда бывает. Здесь нет хороших и плохих – все герои по-своему правы и по-своему омерзительны, как в реальной жизни. Все поступки понятны и логичны. Всё очень похоже на реальную жизнь. Во всяком случае, то, что касается обычного туризма, когда ты приезжаешь в Африку. Надоедливые местные жители не дают в полной мере насладиться райской природой, обступая тебя со всех сторон и дружелюбно предлагая всякую ерунду или просто поболтать. И ты уже не знаешь, как от них отвязаться, и начинаешь беспомощно кричать, как главная героиня: мне ничего не нужно, у меня нет денег! Очень достоверно героиня в разговорах с местными иногда переходит с международного английского на свой родной немецкий. И потрясающе достоверный «африканский» английский, на котором говорят кенийцы. Режиссёр фильма Ульрих Зайдль долгое время снимал документальные фильмы – видимо, именно поэтому ему свойственна такая точность в переносе действительности на экран. Надо отдать ему должное, он делает это искусно и кинематографично, ему удаётся показать именно то, что он хочет, не заставляя при этом зрителя скучать. Фильм вызвал неоднозначную реакцию среди зрителей и критики – ханжи дружно фыркнули, любители «клубнички» порадовались, кто-то воспринял фильм слишком буквально и поверхностно – впрочем, сколько людей, столько и мнений. Меня же этот фильм заставил задуматься о самых разных вещах, происходящих в сознании человека и влияющих не только на его жизнь, но и на жизнь окружающих. И эти вещи необязательно связаны с сексом, ведь фильм, в общем-то, не о нём. Эта картина охватывает множество тем, либо вообще не связанных с сексом, либо связанных с ним не больше, чем любая вещь на Земле. Это фильм о женском одиночестве – чудовищном женском одиночестве, когда спутника жизни нет, а тебе уже за пятьдесят. Самый любимый человек – это ребёнок, но ведь ребёнок не может быть соратником и спутником жизни. Дети вырастают и строят свою собственную жизнь – редкий родитель сознательно пожелал бы, чтоб его чадо всю жизнь провело с ним бок о бок. Есть подруги, но ведь женская дружба это не более чем пустая болтовня в свободное время, и вообще женской дружбы не бывает. Героиня изнывает от тоски, ведь просто рая недостаточно, нужно ещё человеческое тепло и постоянное напоминание о том, что она женщина. У неё прекрасная комната в отеле с видом на океан, но её неудержимо тянет в бедные городские кварталы, не предназначенные для туристических глаз, где она предаётся любви с юными аборигенами. Но главная мысль фильма, мне хочется верить, заключается в том, как меняется отношение героини к предмету, как она постепенно привыкает и из робкого новичка превращается в продвинутого пользователя. Этот её прогресс и является самой интересной вещью в фильме. На месте секса за евро может быть любая другая вещь, как положительная, так и отрицательная.

Встретившаяся мне после показа знакомая охарактеризовала свои ощущения так: 'Первое время хотелось выбежать из зала и сразу где-нибудь повеситься, а потом ничего...' Поговорив, мы сошлись в мнении, что фильм достойный, сильный. Трогает за нужные места, заставляет переживать. Домохозяйка из Австрии отправляется в отпуск на экзотический курорт, где пальмы, океан и скачущие прямо по балкону гостиницы смешные обезьянки. Для коммуникации и понимания местного смысла мироздания достаточно разучить лишь две фразы на суахили - 'Джамбо' и 'Акуна матата', то бишь 'наше вам с кисточкой' и 'нет проблем'. Да какие могут быть проблемы в тщательно отгороженной от всего мира резервации? Дряблые белые тела нежатся под кенийским солнцем, умеренно двигаются под свистки аниматоров, присаживаются в тени барной стойки в ожидании лёгкого коктейля и неторопливого разговора. Рай да и только. Вот только с любовью какая-то засада. Конечно, за шлагбаумом резервации толпится куча шумных аборигенов, они рады тебе, они любят тебя. Особенно, если ты у них что-нибудь купишь. 'Джамбо-джамбо' - белозубые улыбки. Но всё это не то... Не за твой богатый внутренний мир тебя любят, а за содержимое кошелька. Где же справедливость? Подруга героини, бывалая отдыхающая, рассказывает о любовных похождениях с темнокожими красавцами. Показывает 'своего', демонстративно уезжает с ним в мир экзотических плотских наслаждений. Героиня, брезгливо подёрнув плечами, смотрит им вслед. Но мысль уже завладела ею, и свербит-свербит. Этот фильм об одиночестве, о беспомощности, о мгле, которая таится внутри сытого, но несчастного человека. Затаив дыхание, мы наблюдаем, до чего же могут довести героиню её эксперименты. Страшно, больно и противно. Но ведь настолько правдоподобно и понятно, что оторопь берёт. При всей лаконичности истории получилось большое и объёмное кино, призывающее задуматься о многом.

Из самых ужасающе-правдивых режиссеров Ульрих Зайдль один из самых-самых. Этот фильм влезает куда-то в мозг и его оттуда никакими клещами не вытащишь. Впрочем, это касается абсолютно всех фильмов этого режиссера. При таком раскладе очень трудно определить - нравится ли автор, но я не задаю таких вопросов, а просто продолжаю смотреть его фильмы, постоянно оглушая свое сознание новыми кошмарами. Данный фильм, конечно, совершенно не страшен, но в нем отображена какая-то бесчеловечная грань отчаяния и холодного цинизма. Женщины уже близкие к пожилому возрасту приезжают на отдых в Африку. Не самое, казалось бы, лучшее место. Лично я плохо отношусь к подобному туризму, где все измеряется разницей в уровне жизни. Противно мне ощущать себя белым господином, жалею я людей и не желаю ими помыкать. Африка знаменательна множеством молодых местных и Зайдль (фамилия ему очень подходит) совершенно безапелляционно и беспардонно влезает в местные реалии, показывая их без прикрас и сантиментов. Его стиль убивает, на свет божий вылезает даже не уродство, а нечто стандартное, от чего люди обычно отворачиваются. Циничные европейские тетушки и абсолютно наглые лживые местные. Кто кого. По мне, так никто, ибо победил в итоге какой-то реальный подручный сатаны. И это не просто неправильно или грязно - это все за гранью. Фильм страшен и убивает все добрые позывы. Скорее всего, как я думаю, такие фильмы нужны, потому что режут правду-матку и шокируют всех, у кого белые перчатки. Фильм состоит из трех частей, эта называется 'Любовь'. При своей довольно грубой душевной организации, я вторую часть смог посмотреть только с третьей попытки. Третья до сих пор вызывает омерзение. Не знаю - как назвать это кино в принципе, но оно настоящее, хотя и убивает оптимизм и кажется чернее любой самой ужасающей чернухи. 10 из 10

Ах, как жаль, когда некоторые пишут в своих рецензиях, что Зайдль показывает свою героиню холодно и отстраненно. Да, он очень суров к ней. Но неужели не видно, как он ей сочувствует. Она почти безобразна, когда раздевается, но когда она получает порцию любви, пусть и продажной, какой спокойной, умиротворенной она кажется. Когда она спит, женщина прекрасна, как на картинах Рембрандта. Её тело излучает покой, свет. Она стремится к любви, сочувствию, пониманию, ищет и не находит их. Режиссер проводит её от простого отторжения, неприятия подобных связей, потом слом, заинтересованность, даже влюбленность в чернокожего героя. Она знает, что заинтересованность молодого парня немолодой женщиной не может быть правдой, что все подруги только пользуются молодыми телами, но рада обманываться. Дальше разочарование, разгул, участие в противной ей оргии, она почти доходит до края, когда унижение одного человека другим даже может приносить удовлетворение, она уже научилась этому. Но все-таки она останавливается. Мысли автора удивительно понятны, донесены так ясно, вспоминается фильм 'Плащ Казановы' с прекрасной Инной Чуриковой. Как похожи женщины, которые хотят быть любимыми, желанными, которые не хотят стареть, хотят найти близкого человека. 8 из 10

Умный фильм о маленьких (и не очень) человеческих трагедиях на фоне большого современного глобализированного мира. Замечательная режиссура и еще более замечательная операторская работа фильма рассказывает историю о пропасти, которая пролегла между Европой и «Третьим миром». Сюжет фильма прост и понятен каждому жителю мегаполиса. Главная героиня фильма - простая австрийка 'бальзаковского возраста' с не сложившейся личной жизнь и дочкой-эгоисткой сбегает из Вены в Кению, точно также, как это делает офисный планктон во всем мире, убегая из Москвы, Токио, Нью-Йорка в Анталью, Гоа или Таиланд. В Кении ее встречают теплые воды Индийского океана, чистый песок, пальмы, пятизвездочный отель и чернокожие мачо, ради 'отрыва' с которыми она, собственно, и приехала в жаркую во всех отношениях Африку. Вообще, этот фильм блестяще показывает то, как нормальный человек может стать самой настоящей проституткой: 'белый' человек, получая сексуальное удовольствие за деньги, а 'черный' человек, став альфонсом. И те, и другие лишены человеческого достоинства, понимают это, но изменить что-то уже не в силах. Они, страдая, играют по правилам, которые были придуманы не ими. В этом фильме нет положительных персонажей, но есть герои, очень ярки, характерные персонажи. Отсутствие музыкального сопровождения помогает в создании абсолютно реалистичной картинки, и у зрителя складывается впечатление, что он находится рядом с героями. Этот австрийский фильм после просмотра заставляет задуматься над тем, ради чего и ради кого мы живем, какие ценности мы исповедуем и что для нас является самым важным в жизни? Эти вопросы себе задают все: бедные и богатые, красивые и не очень, европейцы, россияне или африканцы, - не важно. Отличный пример остросоциального современного европейского кино «для всех».

Мне ещё с 'Импорта-Экспорта' начало казаться, что Ульрих Зайдль, позиционирующий себя как главный социальщик европейского кино, на самом деле прячет за своим явно эпатажным, явно ранне-маяковского толка гиперреализмом нежные ушки антрополога. Все его анально-влагалищно-блевотные пощечины общественному вкусу, уже скучно-привычные, а то и вовсе трансформировавшиеся в элементы лёгкого, щекочущего нервишки садо-мазо, служат, похоже, не более чем дымовой завесой для критиков и балаганной завлекалочкой для зрителя, тогда как истинная режиссерская сверхцель - в исследовании эволюции социума и самое человека, эволюции, в наши дни стремительной, а оттого - остро нуждающейся в детальном фиксировании. Навязчивая же идея Зайдля - в отслеживании изменений антропологической нормы: 'Импорт-Экспорт' занимался барьерами трудоспособности, 'Любовь' - гранью, за которой полноценность становится медицинской ущербностью. Инвалидность до сих пор воспринимается как состояние ограниченности возможностей в обществе у человека-носителя физических, умственных, сенсорных или психических отклонений. Стало быть, - продолжает логическую цепочку Зайдль, - при увеличении спектра возможностей в социуме неизбежно должно расти и разнообразие неполноценностей вкупе с количеством затронутых ими людей. Происходит своего рода выворачивание наизнанку программного 'мне невозможно быть собой, мне хочется сойти с ума, когда с беременной женой идет безрукий в синема'. Если сто мракобесных лет назад душа поэта содрогалась от неестественной включенности убогого калеки в семейно-репродуктивный контекст, то сейчас из этого контекста по физическим же критериям оказываются исключенными уже не обделенные, а просто недостаточно щедро (или надолго) награжденные природой. Постклимактерические, например, тётки, вполне себе физиологично располневшие за порогом пятидесятилетия. Пришла проблема пола, румяная фефёла, и громко заявила, что 'парням уды мочалить - не токмо для молодух'. Навязав тем самым матронам с недостаточно упругими попами и недостаточной же феерией у койке слегка брезгливое, но стойкое, тянущее вниз ощущение собственных обделенности и ущербности. Впрочем, именно в помощи ущербным - первейшая задача общества всеобщего благоденствия. Оно милосердненько позволяет олигофрену время от времени порулить на игрушечной машинке, а бабе-ягодке-опять - взаимообразно поиграться с гарантированно качественным фаллосом. По Зайдлю, нет ничего вредоноснее, чем повсеместное насильственное, навязанное обществом вторжение этики, эстетики и функциональной логики сферы услуг в самые интимные уголки человеческого естества. Ибо порождает оно не чудовищ даже - уродов. Его 'Рай' - это своего рода ременный бич, которым он наотмашь хлещет ангелов двадцать первого века с их эльфийскими, толерантно-либеральными социальными формулами. Компетентная, под присмотром специально обученного воспитателя инклюзия инвалидов, достойная, с экзотическим отпуском, оплата труда такого воспитателя, клуб-отель в далекой бедной стране, дарующий европейцам - каникулярное счастье, а местным - рабочие места, сам скромный, обоюдовыгодный блуд даже - всё эти достижения нашей цивилизации, по отдельности замечательные, будучи выстроены в строгую причинно-следственную цепь, парадоксально превращаются в конвейер по изготовлению калек из медицински нормальных людей. С наглой алчностью искусственно возгоняя до непропорциональных размеров потребности, стоя на подхвате у каждой хотелки, предлагая платный суррогат жаждущему живого - этот конвейер становится прямым источником депрессий, фрустраций, семейных отчуждений, ненависти и самоненависти, экономического унижения и психологического насилия. Бедности, сирости, убожества.

Сам Ульрих Зайдль называет темой «Любви» отражение проблемы «европейского неоколониализма». В чем же он проявляется? Если метрополии прошлого честно и грубо выкачивали ресурсы из экзотических стран, то новый этап колониализма приобретает весьма пикантный характер, прикрывшись, вдобавок, обоюдным и взаимовыгодным соглашением сторон. Немолодые европейские дамы едут в солнечную Кению за любовью, которой в родной Австрии (например) им и ждать не приходится. Оно и понятно - насаждаемый массовой культурой образ юной обворожительной красотки не оставляет женщине за 50 надежды на внимание к ее тонкой натуре и прекрасной душе. Другое дело – жаркая Африка, картины которой в фильме ненавязчиво хороши. Ее стройные жители-красавцы – прямо-таки специалисты широкого профиля. Они не только готовы исполнять любые капризы «мамочек», но и без труда находят подход к каждой туристке - и к сентиментальной главной героине в том числе. По ходу действия фильма (кстати, ничего совсем уж отталкивающего и шокирующего я в нем не увидела) Зайдль беспристрастно показывает не только духовный упадок европейского общества (что вполне ожидаемо), но и весьма неприглядную картину нравов жителей райского побережья. Что сделало их жадными, наглыми и беспринципными? Разлагающее влияние западных колонизаторов? А может быть, внутренний изъян жил и живет не только европейской душе? Можно подумать об этом, можно улыбнуться забавным моментам (которых в фильме достаточно), а можно просто насладиться лаконичными, фотографически притягательными кадрами. У любви в фильме находятся как бы две стороны. А есть ли смысл искать рай хоть на одной из них – решит зритель этого фильма – интересного и экзотически красивого.

Очень реалистичная картина. Жизнь, как она есть, без прикрас. Фильм по сюжету напоминает 'На юг' с Шарлоттой Рэмплинг, но здесь все более правдоподобно и жестко. Тереза живет в Вене, работает с детьми с синдромом Дауна. Она одинока, воспитывает дочь - перекормленную тинейджерку, и мечтает о любви, большой и чистой. И в поисках ее отправляется в солнечную Кению, к поджарым шоколадным мальчикам. Выясняется, что 'любовь' там и впрямь на каждом шагу. Белозубые красавцы наперебой предлагают себя стареющим мадамам - все, что угодно, в обмен на несколько купюр. Делают они это по-разному - кто-то нагло и не стесняясь, кто-то исподтишка, давя на жалость к бедным африканским детишкам и больным родственникам. Но смысл всегда остается один и тот же. Вот только Терезе хочется другой любви. Хочется, чтобы 'глаза в глаза', хочется, чтоб ласкали не за большой кошелек, а за душу - невинную и прекрасную. И разочарование, которое испытывает она столкнувшись с реальностью трудно себе представить. Фильм правдивый и очень нужный. Чтобы Джульетты всей планеты остерегались Ромео, проживающих на модных курортах. Чтобы не бросались сломя голову в объятия знойных красавцев, раскрывая души и кошельки, не ознакомившись сначала с прейскурантом. На любовь и нежность. 9 из 10

«Мама». Поиски любви и желание отдохнуть от рутины, приводят героиню к мысли посетить солнечную страну — Кению. Героиня фильма мать одиночка, воспитывающая трудного подростка (историю которой можно посмотреть в фильме «Рай: Надежда». Она уже не молода, весьма тучная и полна комплексов. вот она возможность забыть о проблемах и найти, то чего не хватало- быть любимой и оцененной по достоинству. Окрыленная желанием любви ищет знакомства с местными мужчинами, которые готовы дать любовь, но увы только за деньги. Наблюдая успешный пример своей новой знакомой, у которой уже есть молодой любовник. Местные юноши наподдают на туристок как только они покидают территорию отеля, зазывая их «мама». Воспевая им дифирамбы, предлагая безобидно фенечки и бусы заманивают их в свои «логова», дарят любовь, а потом начинаются проблемы в его семье. И тут уже не откажешь «страстному, влюбленному» с его проблемами: болезнь кузины, оплата больницы племянницы, помощь брату попавшему в аварию. Ничего не надо — просто помоги материально. Печальный образ одинокой женщины которая не нужна даже собственной дочери и сестре снимает «последнее» с карточки в надежде продлить этот — РАЙ любви. Все мы хотим что бы нас любили ни за что — то, а вопреки. Вот и одинокие дамы приехавшие отдохнуть в Кению этого ждут. фильм полон сцен любованием контраста тел: юного и старого, спортивного и полного, темного и светлого. Режиссер затронул вечную тему и снял это все на фоне красивейшего пляжа. Всю трилогию я не смотрела, но продолжу. Сюжетная линия трех фильмов соединена родственными связями. 4 из 10

Смотреть такое кино о вот такой вот жизни: очень сложно и противно, и мерзко, и вообще, как то не хочется. Ульрих Зайдль снимает не просто кино, он показывает пороки. Эта мысль прослеживается лейтмотивом во всех 3-х частях Рая. И вряд ли можно остаться равнодушным. А после просмотра, эмоции будут отрицательные, не потому что фильм плохой, потому что в таком мире жить не хочется. Как и в любом хорошем арт-хаусе жизнь героев слишком утрирована, но тем ярче показана грань. Каждый хочет любви, каждый хочет верить, что она взаимна. Но этот фильм не про любовь, здесь она даже рядом не стояла, название не в счет. Секс? Здесь даже как такого секса нет, одни инстинкты. Зато отлично показаны 'люди-инвалиды' со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хочешь постичь высшее чувство доступное человеку? Тогда не превращайся в животное. За ощущение холодного душа, среди всеобщей засухи: 10 из 10

Замечательное яркое красивое кино о низких чувствах. Вернее о иллюзиях и мечте, которые разбиваются о суровую и грязноватую правду жизни. Причём люди-то всё не плохие, просто все что-то друг от друга нужно и хочется что бы за это ничего не было. Ну или что-то такое, что не ущемляло бы свои права или чувства. А вот когда люди понимают, что платят за свои желания не тем, что они напридумывали, то происходит какой-то самоуничижающий коллапс. И всё. Рай сразу куда-то улетучивается и настаёт грязноватая действительность. А человек уже, не то что бы не может без этой грязноватости, но как-то уже и смиряется. И всем, в том числе и зрителям, становится тоскливо, мерзковато и грусновато. Хотя, конечно есть и особые уникумы, которые выше всего этого копошения. Тогда, значит для них фильм не про это. А про межэтнические субпассионарные связи, которые как ни крути, опять приводят к чему-то не слишком высокому. К сожалению, не могу похвастаться, что очень хорошо знаком с творчеством Ульриха Зайдлья, до этого смотрел всего один фильм 'Собачья жара', который до сих пор забыть не могу. Но ясно одно, что Зайдль умеет попасть в точку. Причём настолько, что теперь придётся пересмотреть и Собачью Жару и по возможности остальные фильмы этого мастерского кино-творца. Чего и вам желаю. Пока не смотрел другие фильмы из трилогии про Рай, которые хочется поставить в кавычки. Очевидно желание кавычек не пропадёт и при их просмотре. Естественно, как и в любом уважающем себя арт-хаусе присутствуют откровенные сцены без тени напускной пошлости. С долей иронии, конечно говорю.