На закате 19-го века Константин Эдуардович по кличке «Птица» (Евтушенко), провинциальный учитель в круглых очках и нелепой крылатке, веселит учениц-епархиалок рискованными опытами с электричеством, мастерит на чердаке приборы неясного назначения, забирается на колокольню и, посадив за пазуху котенка, подолгу вглядывается в мглистый горизонт, мечтая о странном. Из черно-белой хроники в прологе, озвученной Бондарчуком-старшим, мы уже знаем, кто этот «городской сумасшедший» — пятый ребенок в семье лесничего, в девять лет почти оглохший, исключенный за неуспеваемость… Самоучка Циолковский. Отец космонавтики. «Звезда КЭЦ». Но пока до мирового признания еще далеко. Чиновники от науки снова и снова отказывают в субсидировании. Изданные за свой счет и в убыток семейному бюджету книги никому не интересны. Лаборатория гибнет в пожаре. Даже родные дети как-то отходят на второй план, теряются за экспериментальными моделями и формулами, и, как результат, сын уходит в декадентство и нигилизм, дочь — в революцию… Дальше будет только мрачнее. Но непонятый современниками герой настойчиво твердит: «человеку необходимо свободное пространство!» Игнорируя косые взгляды филистеров, испытывает на самодельной центрифуге цыплят и запускает во дворе ракеты, рассекает на коньках и гоняет на мотоцикле. Принципиально не ставит ученицам двоек. На замечания педагогического начальства, что пора бы уже перестать нести всякую ересь и подумать о социальном положении, отвечает меткой цитатой из Рильке. В конечном счете, все эти не желающие взлетать аэростаты, и проекты сигнальных маяков для связи с марсианам и неумолчная музыка суборбитальных скоростей — лучший способ объединить человечество, стереть границы и остановить цепь саморазрушения, преодолеть нищету, невежество, да и само земное тяготение… Вырваться в небо, дотянуться до звезд. Герой находит единомышленника — аптечного провизора Панина (Филозов), мечтающего «расшатать атом» и помогающего в рискованных опытах. Жена Варвара (Лариса Кадочникова) с чудачествами «Птицы» свыклась, и лишь робко пытается вернуть его в лоно церкви, но у такого человека даже исповедь заканчивается горячей дискуссией с батюшкой о физическом бессмертии. Силы косности и мракобесия олицетворяет гениальный Георгий Бурков в роли ухаря-купца, сколотившего состояние на примусах. Вторая (после «Человека с планеты Земля» 1959-го) попытка создать байопик про великого ученого. Двухчасовое импрессионистское полотно, с мировой поэтической знаменитостью, способной собирать полные стадионы, в главной роли… Когда еще такое увидишь? «Взлет» — не первый и, к счастью, не последний кинематографический опыт Евгения Евтушенко. До него был знаменитый калатозовский «Я — Куба» (ради него поэт спецкором «Правды» объездил весь Остров Свободы), камео в «Заставе Ильича», несостоявшиеся главные роли у Пазолини и Рязанова. Пролеты камеры над весенними рощами тут перемежаются репродукциями чертежей героя, лихорадочные видения расходящихся ледяных плит сменяются хищными пастями ящериц. На заднем плане звучит гипнотическая флейта композитора Каравайчука. Петербург в фильме — это тени забастовщиков и преследующих их казаков, метающиеся между могильных крестов. Калуга же — более-менее наше Макондо с голосистыми протодьяконами, кулачными бойцами, обжорными рядами, купанием в проруби и борзыми. Тут главное и единственное культмероприятие — военный оркестр в сквере. Тут портной-пьяница, Русский Икар, мечтает взлететь с колокольни на самодельных крыльях — не то чтобы из природной лихости, а скорее от похмельной безысходности. Кривые улочки в мгновение заполняет скорбное шествие голодающих крестьян, чтоб уже в следующем кадре раствориться без следа. Тут войну встречают как праздник, с гармонью и триколорами, а на купеческое застолье подгоняют увешанный соболями паровоз. А жадная до погрома толпа уже стягиваются с окраин, заломив картузы, начистив сапоги, в предвкушении поддергивает рукава — грядет эпоха Большой Крови… Между прочим, в работе над спецэффектами принимал участие главный отечественный волшебник Амаяк Акопян, он и сам появляется в кадре, одетый, по ситуации, то денди на пикнике, то маскарадным гусаром, то водителем раритетного «фиата», всякий раз усиливая сюрреалистическую интонацию картины. Фильм еще на этапе создания рассорил режиссера Кулиша, автора культового «Мертвого сезона» со сценаристом Осетинским. Несмотря на поддержку Госкино и лично Ермаша, на 11-м Московском кинофестивале «Взлет» взял лишь серебро. Трактовка образа Циолковского стала предметом споров и между режиссером и исполнителем — Евтушенко настаивал на сценах с игрой в карты и кокоткой, Кулиш посчитал это слишком «чапаевским». И критики, и зрители встретили фильм прохладно. Даже правнук ученого упрекнул создателей картины в том, что великий предок, хоть и целиком посвятил себя науке, в быту был несколько более адекватным. Несмотря на весь негативный опыт «Взлета», Евтушенко от кино не отвернулся, сам занялся режиссурой (автобиографическая драма о военном детстве «Детский сад» 83-го и апокалиптические «Похороны Сталина» 90-го). Через пару лет после выхода фильма Евтушенко напечатает «Ягодные места». Это многофигурный метароман и слоеный пирог, «энциклопедия советской жизни» с множеством пересекающихся сюжетных линий и флешбеков (в какой-то момент в качестве эпизодического персонажа появляется даже сам автор), сочетающий пейзажный лиризм с острой социальной проблематикой, отсылки к Маркесу с цитатами из штатовского протестного гимна «We shall overcome»… Про Циолковского там отдельный эпизод. За чудаком-«Птицей» наблюдают незримые посланцы из будущего, им же самим предсказанные «лучистые атомы из Галактики Бессмертия» с характерными именами Ы-Ы и Й-Й, и удивляются — откуда столько нравственного величия, откуда такой полет мысли в обычном смертном человеке? В этом бородатом недотепе в черной крылатке? А потом понимают: «только кажется, что такие, как он, умирают».