Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви: отзывы и рeцензии

«Перестроечное» кино развивалось сразу в нескольких направлениях: постмодернистского фарса (два последних фильма трилогии Соловьева), героизации советской неформальной контркультуры («АССА», «Игла»), сатирической притчи («Оно», «Город Зеро»), исследования табуированной советским искусством темы сексуальности («Интердевочка», «Маленькая Вера»), горькой трагикомедии («Забытая мелодия для флейты», «Небеса обетованные»), философской драмы, выходящей на орбиту социального обобщения («Нога», «Чернов/Chernov») и наконец прямого, почти публицистического обличения тоталитаризма вообще и коммунизма в частности («Зеркало для героя», «Покаяние», «Мой друг Иван Лапшин»). На этом фоне Сергей Соловьев в «Черной розе — эмблеме печали, красной розе — эмблеме любви» делает почти невозможное: он учитывает опыт так называемого «параллельного кино» с его постмодернистским пересмешничеством, годаровских экспериментов по деконструкции линейного нарратива, комедии как жанра вообще, приправленного политическим манифестом, создавая ни на что не похожее смешение жанров, художественных приемов и эстетических стратегий («Дом под звездным небом», закрепивший эти поиски, еще, естественно, снят не был). При этом в отличие от последнего фильма своей трилогии здесь режиссер еще весел, ведь «Черная роза…» — почти по-бахтински понимаемый раблезианский карнавал. Для тех зрителей, кто будет сейчас смотреть эту ленту впервые, особенно начитавшись рецензий, будет удивительно, сколько в ней поэзии, эстетства, спокойно соседствующих с откровенным китчем. Когда-то Трюффо сказал, что кинематограф Годара — это «набор интуитивных ощущений», Соловьеву удалось сделать в «Черной розе…» нечто подобное. Используя то черно-белый, то цветной формат (при том с активным применением цветофильтров и экспериментов с освещением почти в духе «джалло» Бавы и Ардженто), постановщик создал не имеющее аналогов даже в «перестроечном» кино, вроде бы богатом на открытия, поэтически-сатирическое высказывание. Если «АССА» была поэтизацией неформальной культуры в ее борьбе с советской системой, поединка отцов-мещан и поколения «необычных детей», то «Черная роза…» — это праздник осуществившейся победы контркультуры над официозом, торжество поэтики непонятного и иррационального над правильным и рамочным рационалистическим соцреализмом. Безусловно, главную роль в создании атмосферы безбашенного карнавала, соединенного с лиричными диалогами, манифестом непознаваемости мира и человеческой природы, сыграла музыка БГ и «Аквариума»: быть может, как нигде больше, не побоюсь этого слова, божественные в своей красоте песни БГ органичны ауре художественной картины (даже больше, чем в линеарном нарративе «АССЫ»). В «Черной розе — эмблеме печали, красной розе — эмблеме любви» несмотря на весь хаос происходящего Соловьев очень четко разделяет на уровне образной, символической структуры тоталитаризм и демократию, тиранию и свободу: онтологическое и социальное рабство коммунизма представлено здесь в образах родителей Александры (снова силы регресса у Соловьева — это старшее поколение), матери-ханже, чуть что падающей в обморок, и хаме-отце, постоянно применяющего насилие; силы освобождения и экзистенциального раскрепощения представлены Александрой и Владимиром, а также трикстером Толиком в как всегда эксцентричном исполнении Баширова (важно, что здесь его герой — диссидент-безумец, ставящий под сомнения границы советского разума, в то время как в «Доме под звездным небом» он — демон-чекист, полностью противоположный Толику образ). Столкновение этих сил в отдельно взятой коммунальной квартире (ведь само советское бытие — коммунально, гиперпублично) — этой метафоре России, граждан которых по-прежнему будит от сна выстрел «Авроры», символически завершается Таинством Крещения, которое, как говорит священник Мите, не отделимо от Покаяния. И не так важна нереалистичность того, что крещение производится в квартире, в то время как множество храмов открыты (ведь на дворе — «перестройка»), ведь воды крещения омывают не только героя, но и взгляд зрителя, очищая его от людоедской коммунистической оптики видения мира. Когда потоки воды заливают экран под песню БГ «Лой быканах», исполненную на непонятном языке, — это весьма мощный поэтический символ избавления от четкого, понятного, рамочного советского рационализма и вхождения в иррациональную зону духовности. «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви» несмотря на свою кажущуюся фарсовость и сумбурность, концептуально проработанное высказывание о вхождении страны и тех ее граждан, кто не побоялся освободиться от коммунистической лжи, в новое, неизведанное пространство ранее запретных онтологических вопросов. Не случайно на заключительных титрах Митя работает на корабле с белыми парусами — вот она мечта «перестройки»! Мечта об очищении в крещении и покаянии от грязи предыдущих десятилетий, о выходе в открытое море будущего обновленной страны под белыми (чистыми от крови) парусами-знаменами. Переход от черной розы к красной, от печали к любви, освобождение от инфернальной зависимости (ведь «про черную розу нам черти кричали»), выход в любовь, поэзию, лирику, то есть к тому, что еще непонятно во всем своем иррационализме и невписываемости в советские рамки классовой ненависти и антропологического титанизма. Веселые эскапады героев «Черной розы…», ироничные в годаровском духе титры, многочисленные отступления от сюжетной линии нужны Соловьеву для того, чтобы показать абсурдность и бесчеловечность советских правил — чисто внешних и лживых, неудачно прикрывающих рабство тюремного застенка. Данный фильм Соловьева я бы назвал прорывным для всего «перестроечного» кино, ибо он, как никакой другой фильм того времени, заявляет право на игру, праздник, потлатч в размеренном и расчисленном мире. Онтологическое раскрепощение же, по Соловьеву, не социальное только, а именно бытийное всегда выводит к триумфу поэзии, любви и лирического начала в жизни освободившегося. «Черная роза…» очень хорошо показывает, полностью в согласии с Годаром, что для того, чтобы освободиться от внутреннего рабства, тотального страха перед авторитетами и чинами необходима эмансипаторская сила поэзии, которая всегда возвеличивает иррациональное и ставит разум и его интерпретационные возможности в тупик, тем более если этот разум железобетонен от идеологического цемента ненависти и лжи. По этой причине можно сказать, что Соловьев и его герои, как, впрочем, и персонажи «АССЫ» и «Дома под звездным небом», воспринимают «перестройку» прежде всего, как ментальную эмансипацию от тотального страха, потому и образы-мумии советских вождей (от Сталина до Брежнева) должны быть карнавализированы и деконструированы стихией свободного смеха. Тем же путем пойдет и Сергей Овчаров в своей картине «Оно», снятой по мотивам «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина.

Возможно, мне не удалось уловить гениальный замысел автора, но кроме стеба в картине ничего не удалось увидеть. 1989 год — уже можно позволить себе снимать то и так, как раньше было нельзя — нельзя было так открыто иронизировать над властью. То, что у Захарова искусный полунамек, у Соловьева же — открыто и грубо, и потому это не интересно. Конечно, есть что критиковать в Советах, но когда огульно все поднимается насмех, это, скажем, не вызывает уважения. Сцена крещения, молитва после смерти Толика — в шутовском стиле — для чего это? Вслед за негативными моментами советского периода, поднять насмех и религиозные обряды? Мол, человек дураком был, дураком останется — его только заставь молиться — он и лоб расшибет. Безусловно, актерские работы заслуживают внимания: Абдулов, Друбич, Баширов, Сбруев. За ними просто интересно наблюдать. Но, повторюсь, общий замысел остался непонятен.

И не думайте смотреть этот фильм, если вы не жили в эти годы. Время это было быстротечным и практически сразу же ушло. Но оно было — время, когда будущие олигархи ещё бегали без охраны, гордились своими дипломами инженеров и корочками кандидатов технических наук, а будущие «мэтры» эстрады и рока ещё искали новые слова и новую музыку грядущих дней. Время, когда рассыпалась и стала абсурдной старая мораль… а новая ещё не родилась. И только вечные темы: любовь, надежда, вера — всё так же тянулись тонкой ниточкой через каждую судьбу каждого человека. Вот, собственно, фильм об этом. Всё остальное — форма. Кичевая, временами полудетская, временами надоедливая, временами пронзительно яркая и точная. Но оценить единство формы и содержания сможет — увы — только житель тогдашней Москвы и тогдашнего СССР. Кому в те времена было от 15 до 50 лет, как и героям фильма. Остальным остаётся лишь следить за непростой и трогательной историей любви.

«АССА» и «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви», входят в трилогию Сергея Соловьева. Третий — «Дом под звёздным небом». Что такое Асса и Черная роза? Это такой гейзер искренней эмоциональности и энергии, что сложно оценивать субъективно, они воспринимаются как продолжение один другого, но не из-за актеров, и даже не из-за музыкального сопровождения, а именно из-за поражающего игрового контраста и силы впечатления. Это эпатаж и шок, но оправданный. И это не просто постперестроечное ведро с помоями, это многогранность целой эпохи, многоликой и неповоротливой. Это мечта, прорывающая железный занавес и ломающая рамки, рывок из болота, где только сумасшедшие могут говорить, что хотят. Это динамика, свобода, вольное движение, но это же и надлом, трагедия. Настолько сильно сплетены противоположные чувства, что их нельзя разъединить, как не разделить песню на слова и ноты. Это непередаваемый масштаб и глубина охваченного, безумного, смелого, ироничного. Музыкальное же оформление оказалось выше всех похвал. Это сложно описать, это обязательно нужно видеть.

Из трилогии «Асса» — «Черная роза» — «Дом под звездным небом» второй фильм — самый неоднозначный. Трактовка рок-андерграунда как «корабля уродов» и еще и косвенно через созданный А. Башировым образ Анатолия Феоктистовича Гнилюги, маргинала-алкоголика, лишает фильм той пронзительной лиричности, которая ставит «Ассу» очень высоко, почти на уровне «Господина оформителя». Почему-то за трагедией — Лев Шестов когда-то жаловался — всегда обязательно следует фарс. Возможно, по своим художественным качествам «Дом под звездным небом» уступает «Черной розе», но там, по крайней мере, прямолинейно, с освежающей жестокостью высказана мысль о том, что «рожденному в египетском рабстве» не войти в землю обетованную. Даже Моисей не перешел Иордан. Но в «Черной розе» Соловьев не жесток, а как-то неприятно ироничен, заражен тем, что называлось «стёбом». Сейчас довольно трудно раскрыть это понятие, соединявшее иронию и самоиронию, поскольку смысл его расширился. Но для тех, кого «здесь не стояло» в начале девяностых, поясню, что стеб являлся художественной провокацией, которая нарочито разменивает себя на мелочи абсурда, но все же сохраняет тонкость игры. Чего не уловили, например, братья Самойловы. Умерли Цой, Кормильцев, Курехин, Егор Летов, рок-н-ролл закончился, Элвис покинул здание. Всякую бутафорию под «рок» следует относить по ведомству попсы. И теперь «Асса» и «Дом под звездным небом» вызывают щемящую ностальгию. Но не «Черная роза». Мне кажется, что этот фильм прекрасно обошелся бы без Б. Г. в шкафу. Мне кажется, что эта комедия из жизни позднесоветских типов вообще не связана с выходом из подполья литераторов и музыкантов, запрещенных или полузапрещенных до конца 80-ых. Конечно, в подполье были уроды. Имен называть не будем. Они мелькают на литтусовках и телеэкране, как какие-то обмылки чего-то, что в целом никогда ничем и не было. Но пошлость подполья, его «советскость» в негативном смысле — вопрос весьма и весьма спорный. Конечно, личностям, лишь отдаленно связанным с настоящим экстримом «антисоветщины», всевозможным интеллигентским оппортунистам, опять-таки без имен, тем, которые и «Дорз» послушают, и генеральной линии подмахнут, пошлость была присуща. И они — вольнодумцы-либералы для внутреннего пользования, умельцы помалкивать, когда уместно, ругнуть Сталина, а потом защитить его, достойны насмешки. Но этого-то «полуподполья» Соловьев и не показывает. Минуя этот промежуточный слой, он увязывает в рамках трилогии Гребенщикова и Толика Гнилюгу. И завершает фильм малопонятным пафосом крещения и курсантской службы на каком-то бардовском белом фрегате. Провокация по полной. Но если сейчас Борис Борисович и предстает личностью скорее одиозной, то в конце восьмидесятых-начале девяностых он и светил, и грел. Возможно, его это тяготило. Но «Город золотой» для пары Друбич-Африка в «Ассе» спел, прозвучало там и «Перемен требуют наши сердца». Так как же потом взять и записаться в пассажиры «Корабля уродов»? Это, конечно, стеб, да вот только со временем понимаешь, что далеко не все стебное было круто и многое стебное было совсем не круто, а просто тухло, немножко подванивало желанием позабавить тех, кого уж точно «здесь не стояло». 8 из 10

Если пытаться охарактеризовать этот в фильм как можно лаконичнее, то все мое впечатление можно уместить в два слова-феерический бред. Несмотря на то, что режиссер — Соловьев, оператор — Клименко, в ролях — Абдулов, Збруев, Савельева, Баширов, а композитор-маэстро Б. Б. Гребенщиков. Дважды я пытался посмотреть его до конца, и дважды не выдерживал-вторую серию проматывал сразу на концовку. Чудовищный капустник — режиссерской группе весело, а зрителю — нет. Есть пара неплохих шуток, но положения это не спасает. Ощущение постоянного экспромта, но натужного и неостроумного. За сценарий аплодисменты — градус бреда с каждым новым эпизодом не понижается, а только растет. В общем и целом — типичный «перестроечный» фильм, в худшем значении этого слова. То, что его снял С. А. вдвойне обидно. Но! Финальная сцена с плывущим кораблем, под «Лой быканах» — великолепна. Чем, честно говоря, объяснить не могу. Но именно здесь, на последних минутах рождается какая-то магия кино, какой и близко нет в предыдущем двухчасовом бардаке. 2 из 10

на 23-ем году своей жизни, я увидела очередное чудо от Сергея Соловьева же — «Черная роза-эмблема печали, красная роза- эмблема любви». И тут все вопросы отпали сами собой. Нет, я вполне себе могу представить, что есть куча фильмов тех лет и с более сдвинутой точкой сборки режиссера, но ведь тут всё, что угодило моей душеньке: актёрский состав — просто блеск!Абдулов, Збруев (два Захаровских актера в одном фильме — это уже овация), полюбившаяся со времен Ассы — Татьяна Друбич. И-барабанная дробь — Александр Баширов. Без него, как мне уже становится ясно, не обходилось в те времена ни одного неформального толкового фильма. Кому, как не ему, так натурально даются роли умалишенных и буйных «Толиков»?Очаровательный подонок и подлец, который вовсе не стремится понравиться зрителю из фильма в фильм. По сюжету он сосед главного героя по коммуналке. Умалишенный, или же выдающий себя за такого (подозрения были, но они так и не разрешатся за отведенное фильму время) обормот в обломовском халате и с сеткой на волосах. Утро он начинает с прослушивания на кассетнике записи сообщения о диагнозе и смерти Сталина (видимо, позитивный настрой на день гарантирован), а далее следует его дисседентский день, его борьба с режимом прошлого и настоящего. Его книги под матрацом и «компот» под резиновой перчаткой, который он гонит не пьянства ради, а простеста из, его коронное «клал я на вас с прибором!». Очаровывает на минуте пятнадцатой фильма, когда парит над землей на цветных воздушных шарах, музицируя на флейте. Подобные образы за этим персонажем закрепляются на весь фильм и не разочаруют любителя картинки, проводящей по мозгу тысячи пузыриков наслаждения. Незабываема сцена битья Абдулова (по фильму — коварный Володенька, влюбивший в себя юную Александру (Друбич. которой, кстати, не впервой по опыту Ассы любить папочек). Битье Володеньки Збруевым и Башировым плавно переходит в какой-то сумасшедщий вертеп под аккомпонемент фортепьяно и песни группы Аквариум «Корабль уродов». Сам Борис Борисович в белой рубашке и в окружении музыкантов тоже не заставляют ждать и сыпят из коммунального шкафа как черти из табакерки. Все кидаются тортами, поют, говорят глупости, Абдулов с разбитым лицом вечно вопрошает: «Нифево фто я курю?». кругом шары, конфетти и бред… бред.. бред. Вообще, к чести фильма говоря, не на бреде едином всё держится. Искрометный юмор, цитатовость, на мой взгляд, полная (это когда за просмотр хочешь запомнить половину метких фраз), политические шутки абсолютно не под властью цензуры. Да, да, мы сможем увидеть такие моменты как проблемы Сталина со «стулом». Но. всё показано в меру и не пошло, как мне показалось. Из любимого мной — неформальная романтика (почти все приходят в эту квартиру с крыши и многие разговоры происходят на крыше..), образность и символичность. Обратите внимание на черные очки. Интересный, по-моему, ход. И неожиданным будет вплетение в эту и без того многогамную косу прядей религиозного вопроса. По мне так фильм стоящий внимания пусть не всех, но фанатов Ассы точно.

Наверное, мало кто помнит, но в 1989 году в Этой Стране уже было телевидение, которое с порывами Сквозняка Перемен доносило до нас прогрессивные общечеловеческие лозунги в духе «Дружба-Жвачка-Горбачев!», взахлеб транслировало выступления представителей т. н. контр-культуры, да и вообще являлось эдаким Всесоюзным кислородным баллоном свободы с трубками респираторов, тянущимися к мордочкам прогрессивно мыслящих телепузиков. И не беда, что сделав пару глотков такой «свободы», некогда нерушимый СССР распался за считанные годы, а контр-культурщики и нон-конформисты вскоре стали неотъемлемой частью политических акций любого уважающего себя либераста. Беда как раз в том, что за двадцать с лишним лет с той поры практически ничего не изменилось. Но… До эпохальных событий августа 1991-го было еще далеко, на дворе стояла ранняя осень, и в один из тех прекрасных, еще по-летнему теплых дней, в окно московской квартиры по незамысловатому адресу пер. Воеводина, д. 2/2, кв. 2, сбежав из отцовского заточения, влезла девушка Александра, чтобы позвонить своему возлюбленному Владимиру. С этого небольшого инцидента и начинается наша необыкновенная история — грустная и смешная, но так порой похожая на жизнь, с ее неизбывным китчем, ежесекундным абсурдом и безумными надеждами. Обитатели квартиры, в которую забралась Александра, ведут прелюбопытнейший образ жизни: пятнадцатилетний Митя, потомок древнего дворянского рода Лобановых, готовится вступить во взрослую жизнь, а его сосед — эксцентричный лимитчик-диссидент и завсегдатай Кащенки Толик, — будучи этой жизнью совершенно пресыщенным, постоянно призывает положить на всех и вся «с бооольшим прибором». Появление непрошеной гостьи (а затем и гостей) вносит сумбур и даже некий разлад в мирный, устоявшийся быт квартирных постояльцев и вскоре становится причиной безудержной радости, гложущей сердце досады, скоропалительной свадьбы, непременно сопутствующих ей похорон и, наконец, крещения, единения с Богом и воплощения сокровенной мечты. «Как-то слишком это неправдоподобно и больно некомильфотно уж!», — подумает, наверное, кто-то, но, как говорят у нас в народе, «Знал бы где упаду — купил бы себе гарнитур «Икеа»… Довольно странно, но «Черная роза…» не была отмечена пристальным вниманием критиков и получила гораздо меньше признания у зрителей, чем та же «АССА», став для большинства типичным образчиком «перестроечного помойного кино». Однако как по мне, политики и огульной антисоветчины в фильме не больше, чем пальцев на руках фрезеровщика-ветерана. Да, всяческие скабрезные колкости в адрес Сталина вполне подходят под определение о том, что мертвого льва может лягнуть даже ишак. Однако, на мой взгляд, данный пласт фильма невероятно точно отражает либеральные метания т. н. советской интеллигенции и сочувствующих ей граждан, подпавших под влияние западной пропаганды и лишенных объектов для сравнения, а потому и поливающих грязью собственную историю и державу. Гораздо менее удачной в этом отношении стала последняя часть символической кинотрилогии Соловьева — «Дом под звездным небом», — хотя и он не был лишен ряда позитивных в плане комического абсурда моментов. Еще одним аргументом критиков было то, что стройный и связный сюжет, имевший место в «АССЕ», здесь был отдан в жертву абсурдным и подчас китчеватым визуально-звуковым образам. Однако в этой связи будет нелишним напомнить, что главным заданием кино является творение великий иллюзий, вплетая которые в контекст повседневности, мы и получаем то подобие реальности, которое чересчур оптимистичные граждане подчас называют «жизнью». Одним из неоспоримых достоинств фильма является, конечно же, его сквозная меметичность. Сколько фраз, интонаций и реплик стали афоризмами и впоследствии (как это водится, с забвением первоисточника) ушли в народ: «На аппараты я с прибором клал!»; «Специализированный компот «Русалочка»; «Обыкновенный строительный мусор истории»; «Ты -выдвиженец, я — задвиженец»; «Я по образованию уррист — учился очень хорошо!»; «Неформал, последнюю рубашку отдаст»; «Что, я сам не знаю, когда мне пить, когда спать, а когда дерьмо есть мельхиоровой ложечкой?» — да всех и не перечислишь… Пожалуй, лишь гайдаевские фильмы могут похвастаться такой цитатностью. Еще одним сильным местом «Черной розы…» является ее музыкальное наполнение. Музыку к фильму уже традиционно писал Борис Гребенщиков, да и сам он, как впрочем и Сергей Александрович, «засветился» в одном из эпизодов. В саундтреке были развиты и продолжены довольно нехарактерные для «Аквариума» абсурдистские мотивы, но если в «АССЕ» звучали композиции в основном из «Треугольника», то здесь БГ пошел гораздо дальше. Так, невероятно мелодичная песня «Лой Быканах», исполняемая на «ушельском языке», по своей структуре чрезвычайно напоминает тибетскую мантру, а названия ряда инструментальных композиций носят здоровый оттенок концептуализма. Чего стоит, например, такое: «Пленение Иосифа Виссарионовича Сталина ирландским народным героем Фер Диадом». Наконец, невозможно не отметить великолепную и потрясающе убедительную игру актерского состава. Персонажам «Черной розы…» слишком тесно в рамках одного кинематографического произведения, они, выражаясь языком все того же БГ, «не помнят пределов и вышли за». Поражают и заставляют себе сопереживать по-своему инфантильные и «взрослеющие» Митя (М. Розанов), Александра (Т. Друбич) и Владимир (А. Абдулов), придурковатая мать Александры (Л. Савельева), ее же хамоватый отец-номенклатурщик (А. Збруев), своеобычный дядя Кока Плевакин (И. Иванов), и, конечно же, не нуждающийся в комментариях персонаж А. Баширова — Анатолий Феоктистович Гнилюга. «Черная роза…» в этом отношении является еще и одним из тех немногих фильмов (еще можно вспомнить, пожалуй, его же «Ж. П. О.»), в которых сполна раскрывается талант этого уникального, «юродствующего» актера. Без преувеличений можно сказать, что Соловьеву удалось снять один из лучших фильмов о России. А если задуматься, то и не о России вовсе, а о том невыразимом нашем социокультурном гештальте, существующем вне узких рамок геополитического пространства. Гештальте, неизъяснимо присутствующем в шуме дождя за окном и счастливом мерцании солнечных зайчиков, в стуке каблуков по мокрой осенней мостовой и едком запахе дыма с окрестных полей, в жирных мухах, бьющихся о стекло, в бразильских сериалах, в постылых семейных сценах и полуночных посиделках на грязной трехметровой кухне, в белых тапочках, пестрых махровых халатах, замысловатых ковриках под обитыми войлоком дверьми… Во всем том, что окружало и окружает скудный быт населения, объединенного общей горестью и счастьем жизни в некогда великой и грозной шестой части Земли… 10 из 10

Как не крути, но Соловьёвские фильмы не выдерживают испытания временем. Если когда-то суперкультовую «Ассу» и можно, зевая, пересмотреть из-за музыкальных сцен и Говорухина, то чтобы повторно заценить`ЧРЭП, КРЭЛ» потребовалось немало усилий. Шумиха вокруг этого проекта в своё время была нешуточная: Гребенщиков по центральному телевидению заявил, что это лучший фильм из всех, что он когда-либо видел, а Соловьёв не пускал долгое время своё детище в прокат в связи с какими то финансовыми заморочками. Киноиндустрия в то время под стать государству тоже перестраивалась, но «чёрная» отечественная лажа, порождённая хозрасчётом, ещё не хлынула потоком на экраны, хотя «забугорного» дерьма было полно в любом видеосалоне. В общем, пластинку с песнями я приобрёл задолго до того как посмотрел сие. Даже весьма странные музыкальные номера в исполнении абессинского оркестра не казались мне лишними в этом двойном альбоме, что само по себе было в диковинку, а уж тихих и громких хитов от Бориса было достаточно, чтобы признать эту работу талантливой и одной из лучших из всего незаурядного творческого наследия маэстро. Гораздо более позже заценённый фильм разочаровал. Соловьёв, давненько чухнув, куда ведут рельсы перестройки, чуя безнаказанность, грязными сапожищами втаптывает в грязь всё, что связано с советским периодом. Одним из первых он чернит эпоху, показывая действительность только под одним углом, швыряя непривлекательные образы в пошатнувшийся, но ещё крепко стоящий на ногах мир, где хотя бы было для чего жить и к чему стремиться. Нормальных героев кроме Мити, 15-летнего капитана на палубе своей престижной квартиры, нет. Отмороженная во всю голову героиня Друбич, настолько предсказуема в своей непредсказуемости, что становится тошно. Герой Абдулова неприятен во всё время появления в кадре. Баширов — уже не обаятелен в своей непривлекательности, а по настоящему гадок, мерзок и жалок. Среднестатистическое «совковое» большинство было совсем другим. Запоры Сталина — вообще удар ниже пояса. Даже если это было, в чём я глубоко сомневаюсь, порядочно ли освещать подобное? Гадские кинозарисовочки проскакивают по ходу пьесы подобно вставкам про Павла 1 в «Ассе», но если последние вдохновляют на изучение истории и рекламируют современного историка Натана Эйдельмана, то в «Розах» — это глупо и просто непорядочно. А Б. Г.? Всегда мною уважаемый и аполитичный. Именно в те времена в нём что то изменилось (хотя менялся он, конечно, всегда). Выпустив чуть позже великолепный «Русский альбом», он стал тлеть, медленно и плодотворно. Пластинок навыпускал уйму и довольно неплохие среди них есть, но прежней энергетической отдачи я от него уже не ощущал никогда. Его песни, на мой взгляд, совершенно неуместны в фильме. P.S. Всем излишне ностальгирующим советую пересмотреть прежде чем ругать мой отрицательный отзыв. 4 из 10 (только из-за музыки «Аквариума»)

Случайно наткнувшись в интернете на интервью с режиссером Сергеем Соловьевым, в котором он рассказывал про свой новый фильм «2-Асса-2», после долгих и не увенчавшихся успехом поисков его по магазинам и огромным просторам сети, меня накрыла ностальгия по временам первой «Ассы», и я решил посмотреть ленту «Черная роза…», которую принято было считать её логическим продолжением, и которую я (уже не помню, по каким причинам) тогда так и не посмотрел. Это было странное время: те, кто богаче еще не стали олигархами, а средний класс — бедняками, а бедные не превратились в нищих. Всего каких-то 3—4 года смутного времени(1988—1991 годы), когда старая идеология, а вместе с ней и цензура рухнула, а новая «капиталистическая» еще не появилась. И множество талантливых режиссеров, о которых и Я, и Вы уже не помним или не знаем вовсе, выплеснули на экран огромное количество годами сдерживаемых эмоций. Именно по этой причине все творчество того периода не только кинематографическое, но и музыкальное можно назвать словом «кич». И благодаря этой тотальной гипертрофированности и вычурности сегодня эти фильмы воспринимаются с трудом. «Ассе» и «Черной розе…», в отличие от многих других фильмов той эпохи, повезло — они получили широкую известность и их помнят до сих пор. И есть только единственное объяснение этому: при всем нагромождении сюжетных отступлений, авангардной подаче материала — все-таки эти фильмы о вечном чувстве — о любви. В «Черной розе» действие развертывается «на просторах» коммунальной квартиры — ситуация характерна для тех времен. Только тогда могла сложиться такая ситуация, когда неожиданно встретились вместе персонажи из столь разных социальных слоев. Девушка Александра (Татьяна Друбич), родители которой, скорее всего, принадлежат к разряду номенклатуры, гормоны которой бьют ключом, вследствие возраста и «перестроечных ветров» вокруг, меньше всего сейчас мечтает об учебе и посему сбегает из дому. Она случайно попадает в коммунальную квартиру, где живет подросток-сирота и остается там жить. Митя, а именно так зовут мальчика, рассказывает какие-то совершено невероятные вещи о родном деде, который живет сейчас за границей. Можно принять все это за плод фантазии мальчика, иначе как объяснить то, что он до сих пор живет в таких условиях. Его сосед Толик — колоритнейший персонаж; всякий знаком с подобным типом людей, выдвигающих большое количество революционных идей, а на деле готовых только на кухонный бунт, продолжающих глушить самогон, чтобы хоть как-то успокоить душу бунтаря. Наконец Владимир, в исполнении Абдулова, — этакий постсоветский «казанова», знающий точно как завоевать женщину, а затем как уйти от надвигающейся ответственности. Фильм изобилует модными в то время экспериментами: то сюжетная линия перебивается, например, неожиданным появлением Б. Г. с ансамблем, то неожиданно демонстрируются сны с участием Сталина. Все это сейчас совершенно не смотрится, ибо сделано на злобу дня для эпатирования публики: история с желудочно-кишечным расстройством у вождя, с акцентированием внимания на фекально-унитазной теме, лично у меня вызвала диспепсические расстройства. Визуально, это самый настоящий кич, т. е. полнейшая безвкусица, что было очень характерно вообще для одежды той эпохи, плюс преувеличено в фильме в разы: например, героиня Друбич в адмиральской форме с алыми перчатками, подпоясанная какой-то красной лентой с орденами, нацепленными прямо на фуражку; или Толик в махровом халате с гитарой и воздушными шариками. Несмотря на все эти недостатки, фильм оставил и благоприятные впечатление: все скрашивает Митино чувство к Александре. Еще было интересно послушать мнение Митиного деда о том, что ложь новой власти страшнее, потому что умнее. Молодая Друбич, несмотря на всю истеричность её героини, вызывает шквал эротических фантазий и это при отсутствии откровенных сцен. И еще он вызывает какую-то тоску по временам, когда талантливые режиссеры еще могли заниматься чистым искусством, а страну ещё с головой не накрыла жажда денег.

1989 год. Разгар перестройки, экономических волнений и прочих малоприятных вещей. То, что некогда великая держава СССР скоро развалится, понятно многим. «Черная роза…» Сергея Соловьева — это реалистичное изображение жизни России того времени. Этот фильм мало кто из людей поймет, но еще меньше оценит его по достоинству. Сарказм, тонкий юмор, жесткое изображение действительности, в сочетании с интригующей музыкой группы «Аквариум» превращается в необычный, немного комичный, а временами трагичный фильм «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви». *** Сюжет этой картины весьма расплывчат. Девушка по имени Александра утомилась от своих родителей: грубого отца и инфантильной матери. Попытка папы посадить ее под замок, дабы оградить Сашу от неприятностей, заканчивается полным провалом. Девушка сбегает через окно на улицу и залезает в первую попавшуюся квартиру, вновь при помощи окна, дабы позвонить возлюбленному Володе. Жилплощадь, где оказалась Александра, принадлежит двум людям: 15-летнему Мите и бывшему пациенту психбольницы Толику. Появление в этой обители Володи и является отправной точкой сюжета. По первым тридцати минутам данного фильма уже можно сказать о том, когда он был снят. Исчезновение строгой цензуры, эротические фрагменты и жестокая насмешка над «вселюбимыми» вождями СССР свидетельствуют о новом направлении в советском кино, именуемом «постсоветским». Ленин, Троцкий, Сталин (!) уже не являются авторитетами для жителей «коммунистической державы», поэтому в «Черной розе…» авторы позволили себе довольно рискованные колкости в адрес Иосифа Виссарионовича. Более внимательный зритель разглядит в фильме усмешки, относящиеся и к другим «президентам» СР. Но это лежит «на виду». Тот смысл, что завуалирован в фильме, более глубок, чем разоблачение «тирана» Сталина. Фильм Соловьева рассказывает, прежде всего, о людях, об их жизни, радостях, печалях. Короче, о нас. Взросление (нравственное и духовное) молодой, но не маленькой Александры, юного Мити и сорокалетнего Владимира показано в безумной, но красочной атмосфере простой советской квартиры. Фильм горький. Печальный. Временами душераздирающий, хоть и с большой долей оптимизма. Черных красок в нем больше, но без них не понять основной смысл картины. Персонажи «Черной розы…» весьма своеобразны. У каждого свой оригинальный стиль одежды и характер. Александра в исполнении Татьяны Друбич, кажется в начале какой-то ребячливой, наивной, что видно при ее телефонном разговоре с Володей. Любовнику Саши (А. Абдулов) хоть и исполнилось сорок, но по интеллектуальному развитию он остановился на семнадцати годах. Митя (М. Розанов) готовится справить шестнадцатилетие, но жизнь без родителей научила его быть взрослым. Второстепенные персонажи, как и главные, замечательно сыграны актерами. Александр Баширов в роли психически больного Толика. Александр Збруев — хамоватый отец Александры, а Людмила Савельева ее придурковатая мать. Один из самых оригинальных режиссеров России Сергей Соловьев снял, на мой взгляд, один из лучших российских фильмов о России. О том, какой она была, является сейчас и будет. 10 из 10 (без преувеличений)

Смотря фильм первый раз вообще сложно понять о чем фильм. Начинаешь въезжать только со второго третьего, да и то, если ты жил в СССР хоть немного. Сплошные издевки над Сталиным, вечный идиотизм системы, постоянное мигание праздничного советского настроения а-ля «светлое будущее» которое постоянно мешает смотреть фильм, показужный буржуизм и наша действительсть в словах письма деда… Мне же фильм понравился не столько смыслом, сколько несдержанным дибилизмом сцен, речевок, текста и добродушным концом перечеркавающим всю идею фильма. Кока и Толик с его прибором это просто удар по хрупким мозгам пионеров того времени…

Обалденный фильм! Смотрела его много раз, знаю просто наизусть. Потрясающая игра Абдулова и Збруева, великолепная Друбич, и песни БГ. Но самое главное — совершенно неповторимая атмосфера фильма, ощутив которую, уже не забудешь. Фантасмагорическая реальность постсоветского времени, погружение в мифологию. Фильм богат на цитаты. Посмотрите, не пожалеете.