Послание в завтрашний день: отзывы и рeцензии

Mad_Man13 • 24 июля 2017 в 22:27

Японо-Американские отношения начались с высокой ноты в 1853 году, когда по требованию американского правительства, угрожавшего военными действиями, Япония, два столетия пребывавшая в самоизоляции, была вынуждена открыть границы и вступить в торговые отношения с миром, тем самым смирившись с перспективой размывания культурной аутентичности. Сто лет спустя этот процесс принял масштабы колоссального оползня. Оккупация Японии военными силами США централизовала последствия культурного коллапса, имевшего место после капитуляции, по направлению к ценностям общества потребления, закатав всякую аутентичность в асфальт, откуда, казалось, признаки жизни подавали только неубиваемые кроты-оборотни, вроде Куросавы. Конечно, такие японские традиции, как Икебана, или чайные церемонии, получив распространение сначала среди жен военных, а потом и в мире в целом, стали даже объектом некого фетиша, как олицетворяющие «таинственную утонченность востока», при этом, разумеется, лишаясь своего первоначального антуража. И незадолго до своего сэппуку, Юкио Мисима, сокрушался, что женский культурный вектор (Тайямэ-бури), продолжающий «традицию нежной души», представителями которого можно считать и Кавабату, и Танидзаки, и Одзу, и Мидзогути, полностью вытесняет маскулинную, воинственную традицию, воспевающую кровопролитие и самопожертвование (Масурао-бури). И создатели фильма «Послание в будущий день», очевидно, собирались напомнить японцам о том, что были времена, когда меч еще побеждал хризантему. Главный его герой, генерал-лейтенант Тадзуко Окада, реальная личность, приказавший в конце войны, казнить без суда и следствия американских летчиков, бомбивших мирных жителей (казнь была произведена мечами, через отрубание головы), предстает перед зрителями настоящим воином старой закалки, а-ля Сайго Такамори. Он сдержан, преисполнен благородства и, соответственно, бесконечно наивен. Про себя он думает в последнюю очередь. Готовый к казни, он отстаивает лишь интересы своих солдат, пытаясь взять всю вину на себя. При этом зритель моментально понимает, что справедливость на стороне Окады. Во-первых, в японском менталитете отношение к попавшим в плен заведомо негативное – такой позор, само собой разумеется, куда тяжелее пережить, чем смерть, поэтому, можно сказать, летчикам сделали одолжение. Но об этом, впрочем, в фильме речь не идет. Самое главное, это то, что американцы нарушили закон, гласивший о неприкосновенности мирных жителей и немилитаристских объектов во время военных действий. Тут, конечно, хочется усмехнуться, припомнив достижения самих японцев в ремесле обработки бревен всех возрастов и национальностей. Да и не только японцев, - ведь такие законы оказываются чистой профанацией в военных реалиях, когда зачастую создается впечатление, что именно истребление гражданских лиц, или предотвращение оного, играет решающую роль в борьбе держав. Так или иначе, все идет к тому, что Окаду приговорят к казни, невзирая на веские аргументы защиты и, внезапно, искреннюю симпатию, которую тот вызывает у всех присутствующих, включая, как судей, так и американского прокурора. И вот на этом моменте, уже действительно сложно удержаться от усмешки. Представив перед зрителями образ героя, создатели фильма подносят к истукану пламя спички, и тот начинает таять, оказываясь сделанным из воска. Окада не только защищает своих подопечных, но и делает им массаж. На его подчеркнутую церемониальность в обращении, американцы реагируют, такое впечатление, что еле сдерживая слезы умиления. По всем законам американских мелодрам, в зале суда появляется вся семья обвиняемого, включая новорожденного внука, которого адвокат баюкает на руках. В эти моменты, на фоне тихо играет трогательная музыка. Ориентируясь на лаконичность выразительных средств, можно предположить, что под нее в 40е действительно проводились трибуналы – и возможно, именно поэтому, американский прокурор так размякает к моменту вынесения вердикта. Вот так и получается, что послание из настоящего в настоящее (фильм то современный), выполнено в его же риторических канонах и пропитано пресловутым комплексом вины. И даже прямое обращение к традиции мужественности, которую так хотел вернуть Мисима, преисполнено женственности и оканчивается на элегических нотах, хотя происходящее совершенно к тому не располагают. Окаде в версии 21 века не хватило отрешенности и самозабвения, качеств, присущих тому, кто стремится к смертному одру. У такого человека не могло остаться столько сентиментальности и житейской человечности, раздваивавшей его характер до последнего, в образы милого старика и сурового военного. И все-таки сам фильм спасает упомянутая лаконичность выразительных средств, удерживающая его в хоть женской, но национальной традиции. А кроме этого, конечно, достоверность истории, которая продолжает вдохновлять даже и в отретушированной версии. Американская «культура» ведь повторила участь конфуцианства и христианства, когда-то измененных до неузнаваемости синтоизмом. И мутировала в своей нынешней японской версии до форм, совершенно невообразимых – достижение, возможно даже более впечатляющее, чем дадаистские скульптуры из мусора. Значит, сохраняется непознаваемая частица менталитета, значит, живо еще японство, вместе со всей его онтологической сущностью. В каких оно кондициях ныне, трудно сказать. Слишком уж далеко зашла вестернизация. Говорят, что даже в книге с руководством по самоубийствам, нет ни слова про сэппуку. И все же, вполне возможно, все это – лишь обманные маневры для гайдзинов. Ведь как однажды, сказал все тот же Мисима, в ответ на вопрос французских журналистов о том, почему в его доме так мало японского декора – «Здесь японское только то, что вы не сможете увидеть». 7 из 10