Посмотрев La edad de la peseta, критики стали называть режиссёра Павла Жиро «новым кубинским Трюффо». Отрицая влияние Трюффо, Павел все же признал, что у него и Трюффо есть один общий интерес: Альфред Хичкок. «Я люблю держать зрителя в тревожном ожидании», - говорит Жиро. Впрочем, рассказывает о своём знакомстве с произведениями великого классика, особо отмечая его умение работать с детьми. Он замечает, как обращаются с цветом Педро Альмодовар и Вонг Кар Вай, а Серджио Леоне использует звук и драматургические приемы. La edad de la peseta – первый полнометражный фильм режиссёра, до сих пор снимавшего короткометражки в сотрудничестве со своими товарищами, полагаясь лишь на свой собственный опыт литературного творчества, на этот раз, доверившегося художественной ценности чужого сценария. Поначалу Жиро засомневался в перспективности новой затеи. Семейная драма в изложении молодого сценариста Артуро Инфанте казалась Жиро узким полем для приложения своих способностей. Но, присмотревшись, он влюбился в него, и, сняв фильм, стал упорно называть его «моим», с улыбкой отодвигая Инфанте в тень из-под ярких лучей славы, коими освещен путь этой картины по многочисленным кинофестивалям на обоих американских континентах. La edad de la peseta – глупый возраст. Что это такое? В кубинском обиходе эта фраза характеризует период жизни на исходе детства, в преддверии отрочества, примерно от десяти до двенадцати лет, когда у мальчика уже проявляется внимание к противоположному полу, но сам он никакого интереса для противоположного пола ещё не представляет. Эту пору переживает десятилетний Самуэль, вместе со своей матерью стремительно врывающийся в дом своей бабушки. Распавшийся брак. «Я же тебе говорила, но ты не слушала! А теперь вот – встречай, мама!» - мать совсем не в восторге от внезапного вторжения. Нехотя принимая дочь, она ограничивает перемещения внука массой запретов и ограничений, играя на страхах и неведении невинного ребёнка. В то время, как мать пытается устроить свою жизнь, на холостом ходу, нерасчетливо пытаясь разменять приличного, но неказистого ухажера на нахального и беспардонного пройдоху, сын, вместе с новыми приятелями, «смотрит телевизор» - прорезь в нарисованной картонке, за которой помятая женщина демонстрирует себя, собирая с ребят скудную кассу в поддержку своей умирающей от туберкулёза дочери. Поймав Самуэля на оплошности, старуха-фотограф превращает его в раба своей фотолаборатории. Однако, вместо ненависти, новое занятие открывает в мальчике талант, способный затмить славу его матерой бабушки. Там, на фотосессии, он впервые увидит ту самую прелестную даму, которая пробудит в нем влечение, толкающее его на путь рискованных и необдуманных авантюр. Несколько спрямлённый в материнской линии, сюжет хранит таинственное напряжение в рассказе о мальчике, одержимом мечтой поцеловать загадочную красавицу, приобретая загадочно-детективный оборот, вызванный странным поведением очаровательной модели, отчего-то складывающей свои художественные фото в кладбищенскую урну на могильной плите. Восторг вызывает сцена неумелых поцелуев, которыми, застигнутый врасплох бабушкой Виолеттой, распластавшийся в постели Самуэль осыпает статуэтку Святой Марии, заставляя вспомнить о нашем: «Тренируйся на кошках!» или их: «В постели с Мадонной». Хуже то, что настоящим спарринг-партнёром мальчика становится отставленная всеми умирающая девушка-туберкулёзница, в глубоком поцелуе оставляющая во рту у озадаченного Самуэля непривычный привкус испорченной крови. Режиссёр обладает отличным чувством кадра, позволившим ему снять визуально выразительное, практически безупречное кинополотно. Красивейшие композиции, четкие ракурсы – всюду просматривается образное мышление и четкое, глубокое видение перспективы. Мерседес Сампьетро в роли бабушки Виолетты – само совершенство, объединяющее тихую жизненную мудрость с ироничной снисходительностью опытного воспитателя, которому однако не приходится делится наставлениями со своим молодым партнёром – Иван Каррейра непогрешим в образе юного Самуэля, доводя до идеала каждый сыгранный эпизод. А что революция? Она приходит вместе со смертью, разлучающей мальчика с его подругой, деля семью на тех, кто останется и тех, кто уедет искать счастья на американском берегу. Революция останется не истолкованным символом: подаренной фотографией, где мертвая девушка с отретушированными открытыми глазами, держит за руку «живого» Самуэля. Не отпустит?