Безусловно, А. С. Байатт - мастер своего дела, то есть мастер постмодернистского романа. Она великолепно нивелирует все классические человеческие ценности, нормы морали и нравственности, приводя их к абсурду через научные подходы и не только. Она шедеврально работает с сюжетом, усложняя его походу действия романа: описывая различные повороты, развития ситуаций, делает текст изящным и плавным (где нужно резким). Так 'детективная' сторона её романов всегда насыщенна и сложна. К тому же, если читать в оригинале, можно оценить действительно великолепный британский язык. Действительно стоит понимать, что в кинематографе, как и в литература существует две основных функции постмодерна: стёб и деконструкция. Примерами таких фильмов могут послужить 'Розенкранц и Гильденстерн мертвы', 'Женщина французского лейтенанта', 'Коллекционер', 'Отсечённая голова' и проч.. В фильме можно увидеть множество интересных вещей. Персонажи хорошо прописаны, у каждого свой психологический портрет, познаваемый; они загадочны, точнее, в них есть нечто не совсем человеческое, местами наивно-глупое, что не всегда принимается нами. Иногда может даже казаться, что актёры плохо играют, но нет! В действительность, это есть 'реальные' герои романов Байатт: по-своему закрытые и открытые, с комплексами и без, образованные и не очень; но всё это теряет вес, когда герои сталкиваются с экзистенциальными ситуациями. В таком случае мы можем оценить поведение персонажей в контексте такой ситуации и поймём, что тот или иной герой ведёт себя несколько неестественно (зачастую неразумно), но этим и интересны такие герои - они показывают не идеальность нашего мира (это один из основных тезисов постмодернизма). Филип Хаас пробует экранизировать одно из творений Байатт, и у него это великолепно получается: атмосфера фильма насыщенна викторианским духом, истинным британизмом (если смотреть это кино в оригинале, вы получите большое удовольствие от сложного настоящего английского языка), приятная музыка того времени на заднем фоне, декорации и костюмы герой устроены таким образом, что мы целиком помещаемся в текст Байатт. Хаас по сути документалист, который второй раз пробовался в игровом кино. Причём сразу выбрал для своего поля действия достаточно сложную и спорную категорию как постмодернистский фильм. Но он в этом явно преуспел, открыв зрителю такую приятную глазу и слуху картину как 'Ангелы и насекомые'. Уже в самом названии мы слышим философскую антитезу, которая будет преследовать нас весь фильм как в буквальном воплощении, так и в абстрактном. Данная картина заслуженно претендовала на пальмовую ветвь, однако, если быть откровенным, она не совсем 'формат' для этой награды. Конечно же, это великолепный постмодернистский арт-хаус, но он, грубо говоря, для 'своих', для тех, кто читал А. С. Байатт или понимает что такое постмодерн. Да здравствует классика постмодерна! 10 из 10
А. С. Байатт – автор целого цикла современных романов. Интриги, запреты, психология, энтомология, все переплетается в одном названии - «Ангелы и насекомые». После выхода книги в свет, было принято решение экранизировать эту необычную историю любви ученого-энтомолога Адамсона. Он влюбляется в девушку божественной красоты, очень интересную, как личность, но скрывающую страшную тайну. В картине проводится тончайшая линия сравнения между уродством новорожденных насекомых и хрупкой красотой бабочек, ангельской притягательностью девушки и ее грязным порочным поведением. Кроме всего, можно заметить, что картина изобилует яркими красками, выражающими либо чистоту и непорочность, либо грязь и уродство. Пэтси Кензит (Евгения) талантливейшая актриса, снявшаяся в десятках известных фильмов, и в этой картине выглядит очень естественно, и, конечно же, уже своим присутствием украшает «пейзаж» фильма. Таким образом, картина вызывает очень противоречивые чувства, а неравнодушие уже повод, хотя бы раз увидеть этот фильм. 8 из 10
Учёный-энтомолог Уильям Адамсон возвращается в родную Англию после продолжительного путешествия по Амазонке. Вскоре он заключает выгодный брачный контракт с дочерью лорда Элебастра. Ещё не старая дева, Вирджиния, без труда добивается согласия отца на этот неравный, невыгодный и явно не престижный для знатного рода брак. Однако свидетельством любви и всё более крепнущего союза между супругами становятся дети, которых одного за другим через каждые девять месяцев начинает рожать Вирджиния. Уильям, избавленный благодаря богатой супруге от материальных забот, полностью отдаётся научным изысканиям. Его подстёгивает соперничество с учительницей Матильдой, талантливым энтомологом-самоучкой. Почти идиллическое самочувствие Адамсона, решившего, наконец, под влиянием Матильды, приступить к написанию научного труда, лишь изредка омрачается стычками с братом жены – самодовольным неучем, совращающим молодых служанок. Но чем формальнее Уильям выполняет супружеские обязанности (что обусловлено нарастающим интересом к Матильде), тем загадочнее становится поведение жены... Вторая игровая картина в прошлом документалиста Филипа Хааса занимает промежуточное место между концептуальными творениями англичанина Питера Гринуэя и лентами американца Джеймса Айвори, многие годы вдохновенно реставрировавшего аристократические ритуалы викторианской эпохи, за фасадом которой часто могли скрываться настоящие шекспировские драмы и даже трагедии. Воссоздать размеренный уклад английских лордов Хаасу помогли не только интерьеры и костюмы, но и пассивное участие множества экзотических насекомых. Так в одной из сцен были задействованы почти пятьсот бабочек редких видов, исполнявших роль ушедшей эпохи и её навсегда утраченной красоты. Но запах тлена, постепенно вкравшийся в атмосферу фильма, разрушает иллюзию прекрасного, приводя к торжеству порочных желаний и греховных инстинктов. Переход от умиротворенного существования ангелов к падению оказывается столь же легко осуществимым, как и иные концептуальные решения в гринуэевских картинах. Однако сохранение внешнего лоска благопристойности при разрастающемся внутреннем гниении только ускоряет процесс неизбежного распада…
О страстях и странностях, что имели место быть за чопорными фасадами викторианских времен, слышали мы довольно. И никого теперь этим не удивишь, напротив - своего рода динамический стереотип сформировался. А первая ассоциация (одна из) - не псовая охота или чаепитие, даже не интриги вокруг наследства, но именно сексуальные извращения всех возможных сортов, непременно с инцестуальным оттенком. Что неверно, наверно, но так уж сложилось. Сьюзен Байетт здесь Америки не открывает, да ей и не нужно. Сенсация с оттенком жареного если для чего годится в качестве сюжетообразующей детали, так для уголовной хроники. Даже писания Дарьи Донцовой не о криминале, главным образом, но роман нравов. А здесь что? Тоже роман нравов. И психологический. Еще исторический, любовный, триллер, роман воспитания - современная литература, как мы любим. Это о том, что сокровища своей души и интеллекта можно бросить к ногам прекрасного создания, а оно окажется не монстром даже - туповатой самкой, руководствующейся примитивными инстинктами. В ослеплении красотой и богатством, флером принадлежности к истеблишменту, ты этого не замечал. А после уж поздно. Бабочка оборотилась гусеницей. И это о том, что невзрачный серый кокон куколки может таить внутри себя бабочку такой дивной красоты, что диву даешься: как этакое чудо могло родиться из такого сора. И о том, что можно пересечь моря и континенты в погоне за сокровищами знаний, признания, научных сенсаций и капризом судьбы лишиться всего в одночасье. А можно взглянуть под ноги и найти свое сокровище, не сходя с места (только для этого необходимо прежде развить в себе способность видеть, котороая как раз хождением за три моря дается). И о том, что женские беззщащитность и уязвимость в достаточной степени - роль, делегируемая нашей сестре мужжским миром (при всемерной женской поддержке). В критической ситуации всякая прекрасная бабочка непринужденно и естественно трансформируется в пчелиную матку. А двум царицам в одном улье не жить: 'Удар - укол'. И о том, что искать себе нужно ровню. Во всех, по возможности, смыслах. И о том, что между крайностями ангелов и насекомых есть люди. А так уж мы устроены, что сами себе интереснее всего на свете