По своему обычаю, Винсент Уорд, через частные истории персонажей своих фильмов старается подступиться к явлениям общечеловеческим и масштабным, влияющим на судьбы народов и поколений, а не только на жизни отдельно взятых людей. Начинается все с того, что настойчивый эскимос навязывает свой рассказ молодому картографу, не подозревающему, что в этих диких краях может оказаться человек с исключительно редкой и необычной биографией, своим существованием разрушающей расхожий стереотип о никчёмности этого заполярного народа. Для юного Авика ранняя встреча с цивилизацией стала и спасением, и бедой: побег вместе с заметившим его болезнь геодезистом Уолтером на Большую Землю сохранил мальчику жизнь и подарил знакомство с обаятельной подружкой Альбертиной, но породил отчуждение со стороны сородичей, посчитавших вредными новоприобретенные привычки вернувшегося подростка читать, думать и стремиться к знаниям. Зародившаяся на наших глазах трогательная связь двух маленьких людей рвётся под гнетом религиозных предрассудков и предубеждений, силою которых учителя преждевременно разлучают счастливых друзей, как позже выясняется, на долгие, долгие годы. Отринутый своим народом, повзрослевший Авик стремится влиться в широкое сообщество людей, благо тому есть все необходимые предпосылки – начавшаяся Вторая Мировая Война открывает дорогу в армию всем, желающим биться против фашисткой Германии. Он, наверно, единственный эскимос, служащий офицером канадских ВВС в команде тяжёлого бомбардировщика, совершающего из Англии налёты на немецкие города. Здесь, на войне, Авик снова находит Альбертину, чтобы узнать, что она уже давно с другим человеком, с тем самым Уолтером. Но случившееся – не предательство и не обман состоятельного человека, а выбор самой девушки, продиктованный её боязнью оказаться изгоем общества в силу своего нечистокровного происхождения. Как видно, и тут личная драма проистекает из глобальных общественных явлений. Однако, над всеми этими большими материями возвышается настоящая, красивая, масштабная история любви, ломающая застарелые обычаи, разрушающая, казалось бы предопределённое, порывом искренних и светлых чувств. Художественный гурман, Уорд живописует не только холодное величие скалистого заполярья Аляски, но и романтику, всепобеждающую романтику неудержимых чувств, возможно, ещё более ценную на войне, чем в мире. Свидание влюблённых под куполом Альбертхолла или уединённая близость на аэростате производят эффектное впечатление. Также эффектно режиссёр стремится донести до зрителей своё отношение к варварской бомбардировке Дрездена, снятой в откровенно апокалипсическом стиле захватывающего эпизода полномасштабного кровавого экшна, наличие которого сделало бы честь любому суровому блокбастеру. Закончив рассказ, седой эскимос расстанется с молодым картографом (Джон Кьюсак появляется лишь два раза, на два слова и не более, чем на пять минут), чтобы через годы встретиться со своим прошлым, обнаружив у нового поколения, совершенно иной взгляд на казавшиеся незыблемыми устои человеческих отношений. Лёд тронулся? Убаюкав сентиментальной лирикой, режиссёр приберегает к финалу свой самый драматический ход. Как же иначе: жанр обязывает, а мастер умеет.
Новозеландский постановщик Винсент Уорд приступил к съемкам этого фильма после того, как его планам по реализации третьего «Чужого» не суждено было сбыться, видимо, рассчитывая поразить аудиторию если не фантастическим хоррором, так масштабной историей любви. Однако, как видно из его самой известной работы, красивой мистической мелодрамы «Куда приводят мечты», визуализатор он незаурядный, но вот режиссерский почерк Уорда очень далек от каллиграфического, что лишний раз доказала и «Карта человеческого сердца». Одной из основных проблем картины стало желание создателей максимально насытить сюжет, где нашлось бы место и этническим мотивам, и классической лав-стори на фоне исторических событий, и вопросам национальной идентичности, и пацифистским рефлексиям. Однако менее чем двухчасовой хронометраж явно недостаточен для таких наполеоновских планов, и чем дальше фильм отходит от юных Авика и Альбертины, тем кино становится хуже. Режиссерская рука Уорда кажется настолько небрежной, что итог его трудов постоянно хочется причесывать, редактировать и дополнять – многие события скачут так, будто из фильма вырезали какие-то важные куски, неуклюжий монтаж нарезает сцены грубо и резко, без ощущения цельности, отчего они то и дело распадаются на отдельные фрагменты, лишая «Карту человеческого сердца» плавности и цельности. Спотыкающийся нарратив и жутко нелепый финал, представляющий собой, наверное, одну из самых идиотских смертей главных персонажей (уж простите за спойлер), сопровождаются не шибко удачной работой с актерами, когда Джейсон Скотт Ли постоянно переигрывает и пучит глаза, Анн Парийо вообще не объяснили, что именно нужно изображать, кроме жеманных заигрываний и потряхиваний копной лохматых черных прядей (чтобы впоследствии резко испариться с горизонта событий), а Патрик Берджин, убедительный в образе доброго покровителя, в серьезные моменты мигом превращается в своего персонажа из «В постели с врагом» с маниакально поставленным, неморгающим взглядом. Обидно, что у «Карты человеческого сердца» были все компоненты, чтобы этим сердцем завладеть – к тому же, Уорд располагал такими техническими козырями, как композитор Гэбриел Яред и оператор-эстет Эдуарду Серра, да и сам он небезуспешно пытался привнести в общую атмосферу сочные элементы чуть ли не дизельпанка. Однако все вместе это совершенно не сработало и не зацепило, заставив задуматься, будто картина вообще затевалась исключительно ради двух эффектных сцен: любовного эпизода на верхушке аэростата и яростной авиабомбардировки Дрездена.