- Садись. И поговорим. Значит, ты получишь мешок золотых талеров. Большие деньги. Ну, и я у тебя кое-что заберу. - Что, заберёшь? - Да так, пустяки. Твоё сердце. Взамен, дам ещё лучше... 'Сказка, рассказанная ночью', 1981, реж. И. Рауш Александр Калягин и Александр Галибин, искуситель голландец Михель угольщику Петеру Мунку предлагающий сделку, пришли на память. А в самом деле, что выбрать? Блеск Золота в возможностях непомерно эгоистичного, вечного, разрастающегося словно раковая опухоль хочу-хочу-хочу, надо-надо-надо, ещё-ещё-ещё или отзывчивость, чувственность, нравственность. Это трио лишь ютится в тесноте груди. Сытость, пресыщённость, изжогу от обжорства или жизнь впроголодь, без изысков, кое-как? Каждый решает сам. И пользуется этим потом. С наслаждением. А может быть с грустью. Сделка есть сделка. 'Никто не знает, что я здесь' - это та самая сделка по своей сути и есть. Её последствия. Талант в обмен на 'золото'. Ожившая сказка? Как будто бы. Почему нет? Усугубляется же данная история тем, что сына собственного, 'продал в рабство', 'голоса лишил' никто иной, как его собственный отец. Хотел как лучше? Денег хотел?Определённо... Хотел-хотел... И явно не для сына старался. С этого и начинается, собственно, рассказ. Перед нами тучный, глыбообразный, огромный, бесформенный Мемо Гарридо. Его внешние данные далеки от культового образца бюста Апполона. Он словно мешок. Он почти теста слепок. Усугубляют впечатление крайняя замкнутость и нудная, грязная работа по выделке овечьих шкур. С замачиванием, стиркой, дублением, сушкой и т.д. Неужели это и есть тот самый ТАЛАНТ по прошествии лет? Что же с ним стало? Отчего так жалок его мир? Почему столь ничтожен? А где те деньги, где те барыши что были сорваны кем-то в обмен на дивный голос едва ли не самого Энрико Карузо? Перед нами дважды обманутый человек. Ни денег у него, ни славы. Природа поглумилась над его телом? А может быть он сам изо дня в день поедом себя ест воспоминаниями? И лейблами псевдокумира смущаемый? И книжными бестселлерами лгуна, угнетаемый? А нервное потрясение столь велико, что облик его отражением поступка-шага в десяти-пятнадцатилетнем отзвуке? Тут зритель волен самостоятельно подобрать формулировки для собственной фантазии. Ибо автор, пояснения, а равно комментарии на этот счёт опустил вовсе. Мы можем только догадываться о многом. Случай, возможностью наконец-то открыться и выговориться. Как быть? Как поступить? Чилийское кино. Южноамериканское кино. Достаточно специфичное по почерку. Но воспринимается не без интереса. История драмы с сохранением интриги до самого окончания. 6 из 10