«Ростовщик» - мощная лента, возможно, как никакая другая точно характеризующая художественные особенности режиссуры Люмета, склонного к острому, даже взвинченному драматизму. Имея большой опыт работы в театре, Люмет привнес в свои фильмы лучшие свойства этого искусства, – прежде всего, его способность оглушать зрителя безостановочным потоком эмоций. Тяготея в «Ростовщике» (как и в прошлых своих картинах, многих из которых – экранизации пьес) к длинным планам, режиссер создает поначалу обманчивое впечатление въедливого к деталям, медленного повествования. Однако, уже в первые десять минут, мы сталкиваемся с достаточно прихотливо выстроенной ассоциативной структурой, выходящей за рамки театрального единства места, времени и действия: сверхкороткие планы-вспышки (как никогда точно соответствуют сути понятия «флешбек») разрывают не только нарративную однородность, но выражают бунт вытесненного в подсознание травматичного материала. За десять лет до «Таксиста» Люмет показывает, что в личном опыте, как в капле, отражается общемировая трагедия, вместе с тем, подводя зрителя к ошеломляющим выводам, превосходящим большинство схожих социальных киновысказываний, в том числе и ленту Скорсезе. Сначала вторжение мнемонических образов воспринимается зрителем как стенограмма внутреннего мира героя, который путем ампутации эмоциональной сферы пытается спастись в забвении. Для Соула прошлое никак не связано с настоящим, а поэтому может быть изъято из жизни, но постепенно он, а месте с ним и зритель, обнаруживает шокирующую истину: воспоминания – это тревожный звонок, интуитивное понимание соответствий между прошлым и настоящим, страшное понимание единства концлагерного кошмара и повседневной буржуазной реальности. В Аушвице Соулу открылись тайные пружины мироустройства – эксплуатация и садистское упоение властью, деление людей на палачей и жертв, тех, кто испытывает страдание и тех, кто его причиняет. Долгие годы душевная слепота Соула, нежелание замечать происходящее, стремление уберечь себя от эмоциональных потрясений не давали ему увидеть, что мир, породивший фашизм и стремление к наживе – один и тот же, и от него невозможно спрятаться, ибо он постоянно побуждает к отвратительному соглашательству со своими правилами. Постепенное пробуждение в социальной марионетке способности к состраданию и активному протесту показано исполнителем главной роли чрезвычайно убедительно, без резких эмоциональных переходов. Род Стайгер должен был выполнить ряд чрезвычайно сложных задач: 1) показать, как под маской невозмутимости и равнодушия клокочут нерешенные проблемы; 2) выразить, как поэтапно рушится привычный порядок вещей, как разрушается иллюзорное внутреннее равновесие, в которое герой непоколебимо верит; 3) сделать благородные поступки Соула спонтанными и бессознательными, укорененными в его смятении. Когда герой начинает платить своим клиентам баснословные суммы за пустяковые вещи – это его отчаянная попытка хоть как-то разорвать порочный круг эксплуатации, помочь людям, исходя из его социальной роли, и выглядит это гораздо убедительнее, чем борьба на баррикадах. Люмет не стремится к социальному обличению, в противном случае он обозначил бы свою идеологическую позицию четче, он скорее изображает экзистенциальный тупик, в котором оказалось человечество, не извлекшее уроков из нацистского ужаса. Однако, режиссер совершил техническую ошибку, ставшую впоследствии регулярной в его творчестве: он перебарщивает с так называемыми «ударными» сценами, порой нагромождая их друг на друга, в результате чего у зрителя возникает ощущение, будто его бьют дубиной по голове. Умеренность и лаконичность в использовании выразительных средств – одно из важнейших свойств настоящего шедевра, в «Ростовщике» кинематографическая форма не сбалансирована, будто переперченное блюдо, она обжигает и вскоре делает нас нечувствительным к происходящим событиям. Конечно, мрачность темы и поистине гениальный ассоциативный способ ее раскрытия диктовали определенные условия, необходимость сильного нажима на зрителя, но его просто требовалось просчитать точнее, чем это сделал Люмет. Тем не менее, этот серьезный стилевой просчет не должен мешать синефилу почувствовать редкую для американского кино способность к убедительным символическим обобщениям, создаваемых на основе детальной реконструкции социальной среды (по-настоящему ошеломляют даже бывалого зрителя кадры нищих, заваленных мусором улиц, почти клаустрофобная теснота интерьеров и математическая выверенность пластического существования даже второстепенных исполнителей, соединенных при этом с органикой их типажей). Осуществив плодотворный синтез художественных возможностей театра и кино, Люмет создал захватывающий портрет цивилизации, не желающей знать правду о самой себе. «Ростовщик» - удивительное по силе высказывание о нерасторжимой связи прошлого и настоящего, боли локальной и глобальной, о глухом и труднореализуемом протесте против зла, которому, тем не менее, необходимо дать волю, если хочешь спасти в себе хотя бы крупицы человечности.
Ростовщик - это великолепная и необычная работа легендарного Сидни Люмета. Главное отличие этой картины от других работ Люмета это совсем необычная подача материала и изложения сюжетной основы картины. Это черно - белое шедевральное полотно отличается своей замкнутостью и миниатюрностью. И конечно же игра Рода Стайгера ставит эту картину в разряд выдающихся. Сол Назерман выживает в концентрационном лагере и после войны перебирается в Нью - Йорк в еврейское гетто. Его семье пережить войну не удалось. Пройдя через жернова холокоста Сол становится другим человеком. Он вспыльчив, агрессивен, нелогичен в поступках, подозрителен и самое главное недоверчив ни к оставшимся в живых родным ни к другим людям. И это его поведение в конечном счете приводит к трагедии. Сидни Люмит показал нам во всей своей неприглядной красе что может произойти с человеком пережившим страшные ужасы второй мировой. Сознание и поведение Назермана полностью изменились, крайняя агрессивность и мнимость зашкаливают в нем. С первых же кадров, в которых нам в замедленной съемке показывают семью Назермана и то что дальше с ней будет, создают минорное и упадническое настроение, которое будет сопровождать зрителя на протяжение всего фильма. Состояние прострации и печали глядя эту картину лично меня не покидало. Род Стайгер в роли еврея - ростовщика это что - то! Сам Стайгер говорил что этот образ один из самых значимых для него в его кинокарьере. То как он играет это надо видеть, одними словами его игру не описать. Это как раз тот случай когда надо смотреть и еще раз смотреть. Образ Назермана настолько яркий и безупречный что просто погружаешься в него, переживаешь, сочувствуешь и думаешь вместе с ним. Для меня лично после этого фильма уважения к Р. Стайгеру прибавилось еще больше. Первоклассный актер и большой талант в этой картине раскрылись в нем как ни в какой другой. Напряжение и нерв в картине бьют через край, во многом это так же происходит из - за фонового сопровождения к картине. Великий джазмен и мультиинструменталист Куинси Джонс написал музыку к этому фильму. В самые напряженные сцены этот джазовый саундтрек с уходом в авангард создает еще более невыносимую и чертовски напряженную атмосферу бьющую в самое сердце. Это картина для меня шедевр. Тяжелый, мрачный и депрессивный фильм тяготеющий к арт - хаусу. Но такой Сидни Люмит придется по душе не всем. Поэтому прежде чем смотреть или не смотреть стоит хорошенько подумать. 10 из 10
Малоизвестный, но высоко ценимый критиками и зрителями (7.8/10 на imdb), фильм Сидни Люмета (12 разгневанных мужчин, Собачий полдень, Убийство в Восточном экспрессе) рассказывает о человеке, пережившем холокост. Тема, конечно, амбициозная, однако придраться в фильме не к чему. Ростовщик-еврей, пожалуй, лучшая роль Рода Стайгера за всю его карьеру (Номинация на 'Оскар'(1965), Лучший актер (Род Стайгер)) - да он и сам называет этот фильм своим самым значимым опытом в кинематографе. 'Ростовщик' лишен даже намёка на сентиментальность. На банальностью. Ничего подобного. Из всех произведений Люмета - эта картина мне лично ближе всего. Каждый кадр полон напряжения. Причем, это не хичкоковский саспенс. Лента - как нерв. В любую минуту может случиться нечто трагичное. Взрывы агрессии, и вновь, штиль. И снова взрыв. Монологи Стайгера так великолепны, что наслаждаться ими можно даже не зная английского. Хотя неплохо бы конечно оценить и его, то появляющийся внезапно, то исчезающий в пучину прошлого, еврейский акцент. Это действительно шедевр. Не старомодная нравственная байка с буффонадными рыданиями, а настоящее произведение искусство, балансирующее между классикой и арт-хаусом в его лучших проявлениях. 10 из 10
Перфекционизм Люмета, снявший камерный черно-белый фильм об одиноком ростовщике, чьи родственники были истреблены во время войны, не может не импонировать: ну какие там прокатные перспективы были? Нетипичный для Люмета фильм, благородная тема, Стайгер старается как мало где. При этом не показалось неорганичным смешение страданий еврея, который фактически душевно умер( как героиня 'Крыльев'), с историей ростовщика в негритянском гетто с использованием джазовой музыки. Фильм провисает под тяжестью библейских аллюзий, страданиями персонажа, религиозно-искупленческой символикой - в финале еврей еще и руку себе протыкает. Негр-работодатель Стайгера, надо полагать, Сатана, который и предсказаниями насчет смерти занимается. Первые кадры, снятые в замедленном ритме: семейная идиллия, которая понятно чем закончится, сразу создают атмосферу фильма, довольно-таки депрессивного. После просмотра уважения к Люмету прибавилось, но большого интереса фильм не вызвал. 6 из 10
Это очень своеобразный фильм о холокосте, необычный своим ракурсом. Человек, переживший холокост, живёт в Нью-Йорке ростовщичеством, глубоко запрятав любые чувства, чтобы не будоражить свою боль, не замечая чувств других и не проявляя к ним интереса. Но бесконечная боль всплывает и всплывает вновь. Фильм интересен непрерывным крупным планом, следящим за лицом главного героя практически весь фильм (сейчас редко встретишь такую актёрскую работу) и абсолютной аутоидентичностью Америки 60-х – как одеваются жители Нью-Йорка, как метут очень замусоренные улицы, как бегут а работу темнокожие женщины в газовых косынках, под очень созвучную происходящему в кадре неровную джазовую импровизацию. Фильм передаёт то, как ощущалась тема холокоста 1964 году, т.е. спустя всего 20 лет после случившейся катастрофы – она как будто ещё недопонята, непроговорена, неотрефлексирована обществом…Возможно от этого у фильма открытый финал, а у зрителя остаются вопросы – отчего герой так пассивен новому злу, с которым он сталкивается в современной жизни? Отчего он занимается именно ростовщичеством – если это обобщение, то на что тем самым намекает автор? И последнее. Ужас сцен холокоста многократно сильнее, когда они на несколько секунд всплывают в сознании героя, и перед нашими глазами, на фоне современной повседневной мирной жизни, пусть 60-х или иных годов – вагона метро, толпы людей на улице, фигур детей…
Выдающийся набор визуальных решений. Оператор Борис Кауфман и режиссер Сидни Люмет достигают такого эффекта, что каждый кадр таит в себе напряжение. А вед большая часть ленты не таит в себе вообще ничего экстраординарного. Это заурядные прогулки по городу, обычные разговоры, размышления подаются так, чтобы у зрителя не осталось никаких сомнений в драматической подоплеке происходящего. Это усиливается мастерским саундтреком от Куинси Джонса. А ведь еще можно добавить вкрапления воспоминаний. Они так иногда и прорываются - точечно. Идея с добавлением секундных вспышек - кадров из прошлого оказывается неимоверно точной. Вообще, эта лента заставляет нас совсем иначе взглянуть на фильмографию Кауфмана. Тут каждый фильм - фиксация развития, новые решения. Судите сами, ибо в его послужном списке такие операторские шедевры, как в 'В порту' и '12 разгневанных мужчин', 'Великолепие в траве' и 'Аталанта'. 'Ростовщик' вообще можно разобрать на цитаты, обучающие операторскому мастерству. А ведь еще нужно напомнить и про выдающуюся игру Рода Стайгера. Он выразителен, понятен, точен. Тем противоречиям, которые он показывает хочется верить. Откровенность с которой сделан фильм потрясает. Тема Холокоста и напряжения от апокалипсиса мировой войны раскрыта на 100 процентов. Тут и фрустрация, и боль, и разочарование, и заблуждения. Признаюсь, что концовка оказалась несколько не соответствующей моим ожиданиям. На мой взгляд создатели здорово сбавили напряжение придав ленте вид классического драматургического произведения. При явной модернистской стилистике фильма традиционная развязка не соответствовала заданным оборотам. Но все эти моменты утопают в коллекции удачных решений, которые несет в себе этот фильм. 9 из 10